Евгений Мисюрин - Черный грифон

Двинулись почему-то не к ближайшим холмам, которые казались Платону наиболее удобным местом для драки – и не видно, и ползти, если побьют, недалеко. Вместо этого учитель вёл его явно в сторону шатра Феоктистова.

Проверить, наверное, хочет, пока нет пацана, почему это тот так легко огромным мечом машет, решил Платон.

Как-то незаметно к ним присоединился Пётр. Одет он был явно на брань – в кольчуге, с палицей, только без щита. Стало ясно, что дело одной проверкой не ограничится.

На подходе к шатру к ним присоединилась Подана. Женщина вышла из-за невысокого, Платону по колено, куста. Причём, не поднялась, не вылезла из него. Просто вышла. До того её не было видно, мгновение, и Подана уже тут. Она кивнула Молчану, и группа двинулась дальше.

Вход закрывали двое охранников. Молчан и Пётр синкронно махнули, один мечом, другой палицей, и вход был свободен. Створник решительно шагнул внутрь, Платон двинулся за ним.

Посереди шатра стоял высокий мускулистый воин. Его седые волосы выбивались из-под шлема и лежали на покрытых кольчугой плечах, спутываясь под висками с бородой. В руках он держал тот самый двуручник, которым дрался Игнат.

Вокруг воина расходилось знакомое Платону синее марево.

– Зар-раза франкская! – рыкнул Створник и бегом рванул к колдуну.

Следом зашагал Молчан, на ходу вытаскивая меч. Враг молчал. Пётр без остановки махнул палицей, целясь в голову, но колдун легко отвёл удар. На противоходе он даже умудрился шарахнуть по мечу Молчана так, что тот затряс отбитой рукой.

По шатру стоял звон. Колдун держался на равных с обоими воинами. Он даже успел зацепить длинным клинком Петра по ноге так, что теперь Створник старался меньше двигаться. Платон встал третьим, понимая, что сил обоих мечников может не хватить. Нанёс удар, пытаясь снова выбить двуручник из рук колдуна, но тот полыхнул синим, пахнуло теплом, и Киркелин отлетел, как от резины.

Молчан упал. Левой руки у него не было по самый локоть. Пётр вспотел, старался бить экономнее, но колдун явно побеждал. Он даже не запыхался.

Платон бросил быстрый взгляд в самый тёмный угол шатра и заметил там подозрительное шевеление.

– Держись, – бросил он Створнику и рванул в сторону.

Так и есть. В углу лежало огромное, пара метров в диаметре, чёрное колесо. Возле него крутился старик в высокой шапке.

Платон на ходу полоснул Киркелином, снимая жрецу голову и пихнул его ногой, чтобы тот, падая, не залил алтарь кровью. Затем с хода запрыгнул на камень и, ухватив двумя руками, поднял меч вертикально, лезвием вниз.

Ноги тут же сковало холодом, будто он наступил в ванну с жидким азотом или высунул ступни в открытый космос. Ни шевельнуть, ни даже просто оторвать ступни от того места, где стоит, стало невозможно. Мороз пополз выше, вытягивая силы и не давая шевельнуться. Холодно стало уже в паху. Сердце стучало медленнее, желания пропали. Захотелось лечь прямо тут и уснуть.

– Платон! – раздалось сзади.

Молодой человек заставил себя оглянуться. Пётр зажимал левой рукой рану в правом боку, Молчан извивался на полу, пытаясь подползти к колдуну с мечом в единственной руке.

Платон собрался с духом и с размаха опустил Киркелин, втыкая его в камень почти до рукояти. Колдун за спиной взвыл.

В этот момент Пётр нанёс палицей чудовищной силы апперкот в подбородок противника. Голова того оторвалась и, кувыркаясь, взлетела под самый купол, разбрасывая капли чёрной крови и куски раскрошенной челюсти.

Желание спать пропало. Силы тоже и Смирнов рухнул прямо на алтарь.

Впрочем, алтарём это уже не являлось. Пропала космическая чернота, камень начал сереть по краям, да и вокруг клинка образовалось светлое пятно.

Ноги нещадно кололо, будто отсидел. Причём, по ощущениям, сидел не меньше недели. Кое-как, опираясь руками, Платон пополз к краю. Ноги отказывались работать. Надо было как-то спускаться. Он схватился за меховую накидку, висевшую рядом на вешалке и тут же с грохотом свалился на утоптанный земляной пол.

Ничего себе, аккуратно слез, подумал Платон.

Накидка упала вместе с вешалкой, открыв спрятанную за ней клетку, в которой лежали связанные по рукам и ногам голые люди. Три мужчины и две женщины. Рты у них были заткнуты.

Смирнов оглянулся. В шатре уже было не протолкнуться от конажьих дружинников. Сейчас они стояли и смотрели на клетку, разинув рты. Ни Молчана, ни Петра внутри уже не было.

Снаружи стоял гомон, вовсю горели факелы, было полно народа. Все суетились, у шатра собралось много оружных. Прямо впереди стоял Владигор, а рядом с ним Подана. Она что-то рассказывала коназу, а тот увлечённо слушал. В шаге от них бок о бок тёрлись оба поединщика, Ришан с Игнатом. Левого глаза Половца не было видно вовсе, его скрывал раздувшийся лиловый синяк. У Феоктистова были разбиты губы, а на лбу краснела основательная овальная шишка. Несмотря на недавнюю драку, оба жались друг к дружке, с опаской поглядывая на коназа.

– Где Молчан? – в возбуждении спросил Платон, вовсе игнорируя присутствие Владигора.

– Иди уже домой. Всё с ним хорошо. У волхвов он, – ответил коназ, ничуть не обидевшись.

Неизвестно откуда появилась Беляна. Она схватила Смирнова за локоть и поволокла домой почти силой. Сразу же Платон почувствовал ужасную усталость. Отошло волнение, державшее организм в напряжении весь вечер, жутко захотелось спать. А ещё есть. И помыться. Но лучше всё-таки упасть хоть прямо здесь, и уснуть.

– Может, в шатёр, – устало спросил он любимую.

– Нет, Платоша. Домой. Сейчас Глаша поможет, доведём тебя. Ты обопрись на моё плечо. Мой герой…

Утром Платон так и не смог вспомнить, как они добрались домой. Проснулся он в постели, чистый и переодетый в свежее бельё. Только открыл глаза, как распахнулась дверь и в комнату ворвался Молчан, размахивая обеими абсолютно целыми руками.

– А, проснулся? Молодец. Собирайся. Один бой остался. Ты сегодня противу Петра стоишь.

Внизу все были в сборе. Подана как всегда невозмутимо прихлёбывала чай, Глаша суетилась. Беляна смотрела влюблёнными и весёлыми глазами. Платон тяжело опустился на лавку и убитым голосом сказал:

– Подана, я оберег потерял. Не выстою сегодня без него.

Женщина почему-то широко улыбнулась и скомандовала.

– Глаша, а ну-ка сбегай к окрестному дубу, что поближе, да подбери-ка там самый крупный жёлудь.

– Ну вот зачем ты так? – обиделся Платон.

– А ты думал, где я его в прошлый раз взяла? – со смехом ответила спутница. – Сама и сделала. Ты в себя не верил, а в оберег от Макоши поверил сразу. Потому и сам внимательнее стал, увереннее.

– Так это что? – не понял Смирнов. – Он не настоящий был?

– Ты в себя поверил после того, как тебе жёлудь на шею повесили?