Евгений Мисюрин - Черный грифон

Интересно представить, что он ищет сейчас. А степенный Андрей, скорее всего одёргивает любопытного.

Оказалось, не совсем так. По лестнице раздался дробный стук и перед Беляной возник чуть запыхавшийся Молчан. За ним тенями следовали её оборонщики.

– Все ушли? – торопливо спросил десятник.

Беляна кивнула.

– Тогда и мне пора. Как бы не опоздать.

– Я с тобой! – девушка сделала самое решительное лицо, какое могла.

– А случится что? Что я тогда бате скажу?

– Молчан, я ведь всё одно не останусь. Следом побегу.

– А! Что с тобой сделаешь? Охотничий костюм взяла? Там в сарафане неудобно.

Они долго бежали по тёмным московским улицам. Беляна хотела спросить своего провожатого, куда они торопятся, но Молчан развил такую скорость, что у девушки при каждой попытке хоть что-то произнести сбивалось дыхание. Наконец, он становился возле глухой задней стены какого-то дома. Ни двери, ни даже окна здесь не было. Десятник вынул кирпич из самого низа и упёрся в стену руками.

Беляна смотрела с удивлением. Что он делает? Надеется выломать? Так ведь даже без того маленького камешка, что Молчан вынул, стена есть стена.

Но участок, примерно в шаг шириной, вдруг с утробным рокотом ушёл чуть назад и в сторону. За ним оказался тускло освещённый проход. Молчан мгновенно шагнул внутрь и поманил девушку рукой.

– Мы к нему идём?

– Я сначала посмотрю, – неопределённо ответил десятник.

Девушка осталась одна. Сначала было интересно. Никаких ламп, свечей, даже лучины нет, а в коридоре стоит ровный устойчивый полумрак. Стена встала на место и снова не видно выхода на улицу. Он закрылся так же, как и открылся – без следа. А если Молчан не придёт? Как ей тогда обратно идти? И вообще, лучше бы он оставил её на улице. Там хоть небо видно, понятно, сколько времени и когда рассветёт. А так…

Беляна поковыряла стену, естественно, без результата. Попробовала толкнуть её, но тоже не добилась успеха. А время идёт. А она стоит здесь и не знает, куда двигаться дальше. Мог бы, между прочим, и объяснить. Она всё-таки конежна. Совсем про вежество забыл. Ушёл…

– Всё в порядке. Он жив, – Молчан появился как в сказке – только что его не было, и вот уже стоит в проходе, почему-то без меча, но с улыбкой на лице.

– Платон? Что с ним?

– Да. Суженый твой. Не потеряй его снова. Он хороший человек.

– Да знаю я, знаю!

Беляна была благодарна полумраку. Он не позволял видеть, как покраснели от стыда её щёки.

– Это тятя всё… – начала она, но спутник прервал.

– Ну-ка, пусти-ка.

Мгновенно Молчан открыл стену и кому-то энергично замахал. Сразу же в проходе стало тесно и шумно. К ним из темноты сада по одному сбежалась вся шестёрка дружинных, затем вошли ещё какие-то вои в неизвестной девушке форме. Мужчины сразу же на несколько голосов заговорили о непонятных ей вещах. Только Бравлин оглядел своих молодцов и молча подтолкнул к ней всё того же Андрея, Жихаря, и ещё одного, Петюню Мамина, крепкого и ладного парня, умелого в мечном бое.

– Беречь, как собственную голову, – строго наказал Бравлин и тут же поправился. – Тебя, Жихарь, не касается. Ты свою дурную башку не бережёшь.

В толпе вполголоса хохотнули. Дружинные обступили конежну и все дружно куда-то пошли. Как поняла девушка, дорогу знал один только Молчан. Он и вёл.

Через какое-то время Беляна устала считать повороты, подъёмы, спуски, открывающиеся простенки. Наконец, остановились снова перед глухой стеной. Жихарь, молодецки поплевав на ладони, с кряканьем толкнул камень вправо. Эффекта не было. Он повторил процедуру, но теперь давил в другую сторону. Стена стояла… как стена.

Молчан спокойно отодвинул парня в сторону, как-то по-хитрому надавил на оба края сразу, десяток рядов камней провалился вперёд и плавно двинулся влево. В глаза сразу ударил свет.

Девушка увидела Платона. Любимый похудел, его явно били. На руках и лице не осталось здорового места. Длиннополый серый кафтан, в Калаче таких не носят, был изорван в клочья. И как ещё на плечах держался?

Для девушки мгновенно пропало всё вокруг. Она видела только одно – её суженый мелкими безвольными шажками двигался в сторону страшного чёрного камня. Ещё недавно ей все уши прожужжали о том, что в шатре Игната Феоктистова стоял такой же каменный чёрный алтарь и злой колдун приносил на нём жертвы неизвестному тёмному божеству. Тогда любимый спас и Молчана, и других людей. Он разрушил алтарь и победил колдовство. А сейчас Платон против своей воли брёл, чтобы самому оказаться принесённым в жертву.

Девушка не выдержала, глаза закрылись сами собой, руки протянулись вперёд.

– ПЛАТОН!!! – во весь голос закричала она и сделала шаг.

Тут же перед Беляной, как лесовик из коробочки, возник Жихарь, преграждая путь, а на плечи с двух сторон, удерживая, легли две руки.

Платон двигался медленно, собирая силы, чтобы сделать решающий рывок, победить проклятое наваждение. Вот только бы силы нашлись до того, как он ляжет на алтарь. А то ведь потом уже ничего никогда не захочется. Ни жить, ни дышать, ни двигаться. Ни даже любить.

– ПЛАТОН!!!

Он резко, не задумываясь, откуда взялись силы на рывок, обернулся и увидел Беляну. Настоящую, не во сне. В тот же миг девушку заслонили чьи-то широкие плечи и только тогда молодой человек сообразил, что любимая пришла не одна. Рядом стоял едва ли не целый десяток.

Камень был уже перед ногами. Справа надрывались своей песней четверо служителей, слева бормотал что-то монотонное жрец. Ещё шаг и можно не думать о пришедших спасти его друзьях, о любимой, что не побоялась скакать в Москву, пошла ночью ему на выручку… Забыть о Беляне… Нет!

Платон крутнулся и изо всех сил ударил связанными руками жреца в челюсть, пробивая себе дорогу обратно. Певцы изумлённо замолчали. Старик оборвал свой речитатив на полуслове и, картинно раскинув руки, в гробовой тишине, повалился спиной на алтарь. Раздался звучный стук и из-под головы упавшего показалась тёмно-красная лужа. Кровь, не успевая натечь, быстро, как вода в песок, впитывалась в камень алтаря. Тот становился ещё темнее, хотя, казалось, куда уж.

Смирнов замер, завороженно глядя в космическую черноту.

Четвёртый певчий, странно, их же, вроде, трое в начале было, вдруг откинул капюшон и окликнул очень знакомым голосом:

– Не стой, младен. Вон меч твой, в стене торчит.

В чёрном балахоне в конце строя певцов стояла Подана. Вдруг она смяла ладонями воздух и бросила в молодого человека настоящий снежок. Точно такой же, как в детстве. Он попал точно в лоб, раскрошился, обильно насыпав снега за шиворот. Сон пропал мгновенно.

Платон обернулся на Подану, непонятно, как затесавшуюся в хористы, потом очнулся и побежал к пустой доске, на которой должна была разместиться голова Кати. Взялся за ручку, приготовился от души дёрнуть, и повалился на спину. Киркелин выпал из камня, как из ножен, без малейшего сопротивления.