Евгений Мисюрин - Черный грифон

– Ещё, Демид, ещё! – говорить было сложно. Боль в груди мешала движениям челюсти, отдаваясь при каждом звуке. Сердце норовило выскочить из распоротой груди. С вытекающей из раны кровью уходили силы. Меч внезапно стал будто втрое тяжелее.

– Да не могу я! Мочи нет, – в ужасе закричал мальчишка.

– Через не могу. Хоть на чуть-чуть.

– Да!!! – Демид прокричал это слово хрипло.

Похоже, что мальчишке крик нужен был, чтобы влить в импульс больше сил. Шея зверя стала почти чёрного, каменного цвета, движения замедлились. И в этот момент Платон ударил со всего размаха.

Раздался грохот, похожий на выстрел и голова чудища отлетела в сторону. Из отрубленной шеи в потолок ударила струя светло-жёлтого пламени. В зале сразу же стало светло и невыносимо жарко. Ноги чудовища медленно темнели, остывая. Пара секунд и огонь утих, оставив на потолке выплавленный в камне круг.

Быкоголовый, хотя теперь уже безголовый, до пояса представлял из себя каменную статую. Шевелились лишь руки, да и те еле-еле. Ещё немного, и полностью застывшее изваяние с дробным стуком рухнуло на пол и разлетелось на части.

Платон обнаружил, что лежит на боку, а из ран на груди и плече льётся кровь. Дышать тяжело. И снова хочется спать… Рядом, всхлипывая и что-то приговаривая, суетится Беляна, чуть в стороне, на дрожащих ногах, стоит бледный Демид. Его поддерживают двое из дружины, что-то говорят…

В себя Смирнов пришёл в привычной уже постели, в доме Фёклы Марковны. Рядом чуть слышно спорили два знакомых женских голоса. Собственно, сама хозяйка и Беляна.

Молодой человек чувствовал себя отлично, ничего не болело, энергии было, хоть отбавляй. Он попытался сесть в постели, но голова сразу же пошла кругом, замутило. Силы куда-то исчезли, и он снова откинулся на подушку. В то же мгновение разговор стих, и Беляна сидела у изголовья.

– Платоша, милый, живой. А я уж боялась, в себя не придёшь. Почитай, третий день лежишь. Вот, выпей взвару куриного. Волхв велел, как проснёшься, сразу дать.

Смирнов хотел сказать, что его мутит, аппетита нет совершенно, и вообще, лучше бы ещё полежать в тишине. Но увидел умоляющий взгляд любимой и взял из её рук миску. Сделал глоток, потом второй, и не заметил, как выхлебал весь бульон. Жить стало легче, в животе разлилось благословенное тепло. Молодой человек улыбнулся, и сказал:

– Хорошо, что ты приехала. Я скучал. Как там Владигор? Успокоился? Свадьбу можем играть?

К последним словам он всё-тки немного запыхался, но всё равно улыбался.

– Платон, – лицо любимой стало строгим, даже слегка побледнело. – Скажи мне серьёзно. Где ты взял бронь с чёрным грифоном?

– Ты считаешь, сейчас это самый важный вопрос?

Девушка кивнула с абсолютной уверенностью.

– Ответь, и я объясню, почему.

Платон приподнялся на подушке, опёрся на локоть и посмотрел на любимую. Беляна была очень серьёзна. Похоже, чего-то он про своё имущество не знал.

– Снял с одного бандита, – он безразлично пожал плечами.

Невеста продолжала сверлить его взглядом. Молодой человек не понимал, что ещё от него хотят, поэтому продолжил.

– В Туровом ущелье это было. Ну, где я Киркелин из скалы выдернул. Подошли они втроём и потребовали меч им отдать. Я потом все их вещички себе забрал. Мы же с Поданой почти голые туда добрались, как раз из клетки сбежали. Вот у самого главного эта бронь и была. Его ещё, кажется, Черноусом звали.

Беляна кинулась ему на шею и поцеловала так крепко, что Платон чуть не задохнулся. Лицо девушки было счастливо. Она, не оборачиваясь, сказала чуть в сторону:

– Жужа, я знаю, ты всё слышал. Беги к тятеньке, передай.

– Да что случилось-то? – не понимал Платон.

Лицо Беляны стало торжественным. Она взяла любимого за руку и, отбивая пальцем по его ладони каждое слово, спросила:

– Помнишь, я тебе про матушку рассказывала.

– Конечно.

– А как того разбойника звали, помнишь?

– Ну… э… Карагоз, кажется.

И тут до него дошло.

– Стой! – закричал он скорее сам себе. – Не черноус! Это я, похоже, тогда не расслышал. Тогда… – молодой человек задумался. – Его что же, Чёрным Гусём прозывали?

– Верно. А была на нём именно эта бронь. Коназ его целый год искал, отомстить хотел за маму. И никто не знал Карагоза в лицо. Только бронь с чёрным грифоном.

– Так это он меня!? – Платон откинулся на подушку и тихо засмеялся. – А спросить нельзя было?

– И ты пойми, – начала оправдывать отца девушка. – Год искал и как сквозь землю. А тут ты. Неизвестно, кто. Неизвестно, откуда. Да ещё и с награбленным в чугунке. И в броне.

– Да уж… – Платон попытался поставить себя на место Владигора.

Вот если бы так с Мирославой? Стал бы он разбираться? Вряд ли. Взял бы Киркелин и… Киркелин! Меча возле кровати не оказалось. Молодой человек повертелся, обшаривая взглядом комнату, потом спросил у невесты:

– А меч мой где?

– Так не нашли его. Уж дядька Бравлин чуть не по камешку всю кирху раскатал с ребятами. Так и не сыскали.

– А в стенах смотрели? А то он любит от чужих в камень прятаться.

– Смотрели. Везде смотрели. Воевода хмурый ходит, как туча. Тумаки направо и налево раздаёт.

Девушка смущённо замолчала. Платон тоже не подавал голос. Он думал о том, каким чудесным образом пришёл к нему меч Мары. И чудесным ушёл. Что дружинные могли украсть его оружие, не было и мысли. Не такие там люди, да и Молчан при них, Бравлин. И потом. Ну, неужели непонятно, что такой знатный меч позже и не показать никому будет. Так и придётся всю жизнь в схроне держать и следить, как бы кто не увидел.

– Платон, там к тебе девка твоя пришла, – нарушила молчание Фёкла Марковна. – Уж полдня под дверью на коленях стоит, плачет.

– Какая девка? – в один голос спросили влюблённые.

– Так Глаша. Впустить?

– А что ей надо? – это Беляна. Глаза прищурены, переводит взгляд то на хозяйку, то на Платона.

– Не знаю. Пусть сама скажет.

Женщина величественно вышла и тут же из коридора послышались странные шаркающие шаги. Через несколько секунд в спальню на коленях вползла Глаша. Лицо её было красней свёклы, опухшее. Из глаз лились слёзы. Она добралась таким странным образом до кровати и несколько раз гулко ткнулась лбом в пол.

– Ты прости меня, батюшка, воровку лживую, – сквозь рыдания невнятно проговорила она.

Глаша подняла глаза, посмотрела в непонимающее лицо Платона и так же всхлипывая пояснила:

– Это же я твой меч из рощи украла. Хотела Айдару показать. Дала на ночь, посмотреть, а у него его отобрали.

Девушка разрыдалась, совершенно плюхнулась на пол и уткнулась лицом в ладони.

Дверь с грохотом открылась и в горницу влетел бледный и дрожащий Жужа.

– Там… – запыхавшись прокричал он. – Там…

Парень больше ничего не мог выговорить, только показывал рукой себе за спину.