Лекса Дэй - Право на вседозволенность

Единственное, что осталось от минувшего — так это только твои воспоминания. Они нам нужны для того, чтобы извлекать уроки из прожитого.

Сегодня тебе пришлось нелегко, но сейчас-то все нормально! Мы сидим в тепле и комфорте, философствуем, и у нас есть вкусная еда. Разве этого мало, чтобы почувствовать себя счастливыми, хоть на несколько минут?

— Как я могу быть счастливой, зная что произойдет через эти несколько безоблачных минут? — не согласилась с ним Юлиана.

— А вот и не знаешь! Можешь только предполагать! — возразил Эктор. — Я, например, был уверен, что убью любого, кто зайдет ко мне! Готов поспорить — ты тоже не догадывалась, когда входила сюда, что мы с тобой будем просто мило беседовать!

— Это правда, я боялась вас.

— Вот то-то и оно! Мы не видим будущего! Река жизни затянута густым туманом неопределенности, с миллионами вариантов развития событий, и ты можешь плыть по ней только вслепую, интуитивно выбирая правильный курс. Так что просто держись его и наслаждайся дующим в лицо свежим ветром перемен!

Он говорил, а в голове Юлианы рефреном повторялась последняя угроза Карминского: «Я покажу тебе одну очень старинную, долгую и крайне мучительную пытку. От тела жертвы медленно отрезаются небольшие кусочки плоти…. но сначала выкалываются глаза… целиком сосредоточиться на терзающей тело боли…»

Девочка вскрикнула и уткнулась лицом в грудь Линареса. Он ласково погладил ее по голове.

— Эй, ну что ты? Пойми, ласточка, лишая себя настоящего, ты лишаешь себя счастья, и тогда жизнь превращается в высасывающую всю радость бытия бездну, — проговорил он. — А когда ты радуешься каждому мигу, то твое счастье нескончаемо! Съела конфетку — класс! Согрелась после холода — восхитительно! Наступил выходной — вообще зашибись! Умей искать зернышки радости во всем. Я, например, радуюсь любой мелочи!

— Чему можно радоваться в тюрьме? — удивилась Юлиана.

— Хотя бы тому, что я не бездомный, и у меня есть какая-никакая еда. Обо мне даже по-своему заботятся.

Он заметил в глазах девочки недоумение и спросил:

— Тебе кажется это странным? Это пока ты хоть день не проведешь на улице, не зная куда тебе податься! Дай Бог тебе никогда этого не узнать, но в жизни всякое бывает. А сейчас я безумно рад, что буду вкусно обедать наедине с прекрасной девушкой, и не просто девушкой, а с будущим инкатором. Неслыханная честь для осужденного на тридцать лет преступника! Я просто в восторге!

— Вашему оптимизму можно только позавидовать! — уныло признала нисколько не разделявшая его воодушевления Юлиана.

Линарес взял натертый до зеркального блеска бокал и налил в него воды из-под крана.

— А почему не сок или колу? — удивилась девочка, выразительно глядя на торчавшую из корзинки пузатую бутылку и пачку с соком.

— Потому что туда стопроцентно подмешана какую-нибудь гадость! Скорее всего, снотворное. В еде оно тоже может быть, но это менее вероятно. Во всяком случае, я ни к чему этому не прикоснусь, пока не передам тебя в руки королю.

— Королю? — опешила Юлиана.

— Да, только ему. Когда истечет выторгованный мною час, я объявлю Карминскому о своем новом требовании.

— Не нужно, пожалуйста! — взмолилась девочка. — Я и сама со всем справлюсь! Неужели вы не понимаете на что себя обрекаете, помогая мне?

Эктор ухмыльнулся и, подняв стакан с водой, произнес тост:

— За первого в мире сердобольного инкатора!

Но едва он поднес его ко рту, как в дверь требовательно постучали.

— Мистер Линарес, это король, — послышался в камере приглушенный дверью голос Оберона. — Пожалуйста, позвольте моей воспитаннице выйти в холл.

Девочка охнула от неожиданности. Эктор выглядел еще более ошеломленным, чем она, пытаясь понять, каким непостижимым образом король так быстро оказался возле его камеры.

— Мистер Линарес, вы меня слышите? — повторил Астарот.

— А ты говоришь, что будущее знаешь наперед! — пробормотал заключенный и выдернул из окошка полотенце.

Юлиана подбежала к двери и тоже выглянула через стекло. Сомнений быть не могло — по ту сторону двери собственной персоной стоял Оберон.

— Мне можно выйти? — спросила она у Эктора.

— Конечно, ласточка! — немного грустно ответил он. — Лети! Рад был знакомству с тобой! — Он на секунду притянул ее к себе, прекрасно зная, что они уже никогда не увидятся, и попросил: — Сделай революцию в вашей чертовой инкаторской системе!

— Я постараюсь! — пообещала она. — Спасибо вам за все!

Эктор сглотнул перекрывший горло ком, отстранил ее от себя и легонько подтолкнул у двери.

— Забирайте свое сокровище! — крикнул он королю.

Дверь открылась, и Юлиана тут же оказалась в отеческих объятиях взволнованного Оберона. Сидя на подоконнике, Карминский с презрительной ухмылкой наблюдал за этой душещипательной сценой и мысленно прикидывал, кого ему следует благодарить за внезапное появление монарха. Долго думать не пришлось — по вызывающему взгляду защищавшего девчонку надзирателя было понятно, что это его работа. Вот только было неясно, как ему удалось поговорить с королем напрямую.

— Милая моя! — облегченно выдохнул Астарот, крепко прижимая девочку к себе. — С тобой все хорошо?

Он немного отодвинул ее от себя, заметил ее перемотанную бинтом руку и бросил гневный взгляд на закрывающего своей фигурой весь дверной проем заключенного. — Что ты с ней сделал?

— Ничего! — поспешила успокоить короля Юлиана. — Это не он!

— Это я! — клоунски поклонился Карминский. — За неимением детского креслица с мягкими фиксаторами мне пришлось воспользоваться наручниками, дабы ваше дитя сидело во время урока на месте, а не бегало с воплями по классу!

Оберон скрипнул зубами, сдерживая клокотавшее внутри бешенство, и потянул герцогиню за руку.

— Идем отсюда! — Объявил он одновременно и ей, и ее учителю. — Поговорим в другом месте!

Карминский невозмутимо поднялся с подоконника и весело подмигнул радовавшемуся, что девочка уцелела, охраннику. Юлиана помрачнела, вдруг осознав, что и он дорого заплатит за свои попытки ее защитить. Не зная его имени, она указала на него рукой.

— Ваше величество, я не уйду без Эктора и этого человека!

— А ты быстро учишься! — одобрительно хмыкнул инкатор.

Астарот нахмурился: ему не терпелось поскандалить со слишком много себе позволявшим Жнецом, и возиться с ничего не значащей мелочью типа этих двоих у него не было ни малейшего желания.

— Почему ты беспокоишься за убийцу, который держал тебя в заложниках? — недовольно поинтересовался он у воспитанницы.

— Потому, что он отнесся ко мне по-человечески! Защищал меня как мог, и я не хочу, чтобы он пострадал за свою доброту!