Брендон Сандерсон - Слова сияния

– Дженет, – сказал он. – Ты сегодня очаровательна, как всегда. Это новое платье для верховой езды?

Женщина наклонилась не глядя – в этот момент она продолжала говорить о том, как управлять лошадью, – и подобрала с земли камень. Потом повернулась и швырнула его в Адолина.

Князек дернулся и вскинул руку, защищаясь, хотя снаряд Дженет пролетел мимо цели.

– Ох, ну хватит уже! – воскликнул Адолин. – Ты не можешь до сих пор злиться, что…

Еще один камень задел его плечо.

– Ну ладно. – Адолин рысью погнал коня прочь, пригнувшись к его шее, чтобы сделаться менее уязвимой мишенью для камней.

В конце концов, продемонстрировав на примере своей лошади, как ее следует седлать и взнуздывать, Дженет завершила лекцию и сочла, что они достойны коснуться некоторых животных. На поле выбежала стайка младших конюхов, юношей и девушек, и принялась отбирать подходящих лошадей для шестерых мостовиков.

– У вас работает довольно много женщин, – заметил Каладин, наблюдая за конюхами.

– Верховая езда не упомянута в «Искусствах и величии», – ответила Дженет. – В те времена о лошадях знали ужасно мало. У Сияющих были ришадиумы, но обычных лошадей не хватало даже королям.

Ее защищенную руку прятал рукав, а не перчатка, как у большинства темноглазых женщин-конюших.

– И какое это имеет значение?.. – удивился Каладин.

Дженет посмотрела на него, хмуро и с недоумением.

– «Искусства и величие»… – подсказала она. – Основа мужских и женских искусств… А, ну да. Я гляжу на капитанские узлы на твоем плече и забываю, что…

– Что я просто темноглазый невежда?

– Раз уж ты сам так выразился – да, несомненно. Какая разница. Слушай, я не собираюсь читать тебе лекцию об искусствах – я уже устала разглагольствовать перед вашей братией. Сойдемся на том, что конюхом может стать любой, – так понятно?

Ей не хватало утонченного изящества, которого Каладин по привычке ожидал от светлоглазых дам, и его это взбодрило. Лучше женщина, не скрывающая снисхождения, чем лицемерка. Конюхи вывели лошадей из загона на площадку для верховой езды, имевшую форму круга. Несколько паршунов, не поднимая глаз, принесли седла, потники и уздечки – теперь, после лекции Дженет, Каладин мог сказать, что и как называется.

Он выбрал зверя, который выглядел не очень злобным, – невысокую лошадку с косматой гривой и коричневой шкурой – и оседлал ее с помощью конюха. Поблизости прыгнул в седло Моаш. Как только конюх отпустил поводья, лошадь Моаша медленно пошла вперед, не дожидаясь приказа.

– Эй! – завопил он. – Стой. Тпру! Как мне ее остановить?

– Ты поводья уронил! – крикнула ему вслед Дженет. – Шквальный дурень! Ты меня хоть слушал?

– Поводья, – повторил Моаш, неуклюже хватая их. – А нельзя просто ударить ее по башке прутом, как чулла?

Дженет хлопнула себя по лбу.

Каладин посмотрел в глаза чудищу, которое выбрал.

– Послушай, – сказал он негромко, – ты этого не хочешь. Я этого не хочу. Давай будем друг к другу добры и закончим с этим как можно быстрее.

Лошадь тихонько фыркнула. Каладин тяжело вздохнул, потом схватился за седло, как учили, вдев одну ногу в стремя. Покачался туда-сюда пару раз и забросил себя на спину лошади. Вцепился в переднюю луку седла мертвой хваткой и приготовился к тому, что животное помчится вперед, скинув его на землю.

Лошадь опустила голову и начала лизать камни.

– Ну, пошла, – скомандовал Каладин, поднимая поводья. – Давай. Двигайся.

Лошадь не обратила на него внимания.

Парень попытался ткнуть ее в бока, как говорила Дженет. Кобыла не дрогнула.

– Предполагается, что ты вроде фургона с ногами, – воспитывал ее Кэл. – Ты стоишь больше целой деревни. Ну так докажи это мне. Шевелись! Не стой! Вперед!

Лошадь лизала камни.

«Что эта тварь делает? – подумал Каладин, наклоняясь в сторону. Он с изумлением увидел траву, которая выглядывала из норок. – Трава чует слюну и думает, что начался дождь». Частенько после бури растения раскрывались, чтобы как следует напиться, даже если на них при этом накидывались голодные насекомые.

«Умное чудище. Ленивое, но умное».

– Ты должен показать ей, кто тут главный, – заметила проходившая мимо Дженет. – Натяни поводья, сядь прямо, заставь ее поднять голову и не давай есть. Если не проявишь твердость, она будет на тебе ездить.

Каладин попытался так и сделать и наконец-то заставил кобылу прекратить трапезу. Животное и впрямь странно пахло, но запах был не таким уж плохим. Он вынудил ее сдвинуться с места, и, как только это произошло, оказалось, что управлять животным при помощи поводьев не очень трудно. Конечно, было странно ощущать, что какое-то другое существо решает, куда следует идти. Да, у него были поводья, но эта лошадь в любой момент могла взять да и поскакать вперед, а он ничего бы не смог сделать. Половина инструкций Дженет сводилась к тому, что лошадей не стоит пугать, что надо сохранять неподвижность, если какая-то из них пустится в галоп, и что категорически запрещается подходить к животному сзади.

Сидя в седле, юноша оказался выше, чем предполагал, и падение с такой высоты было бы не желательным. Он водил лошадь туда и сюда, и через некоторое время смог целенаправленно подъехать к Натаму. Длиннолицый мостовик держал поводья, словно те были изукрашены драгоценными самосветами, и боялся их натянуть, чтобы направить свою кобылу хоть куда-то.

– Не верится, что люди ездят на этих тварях по каким-то шквальным надобностям, – пробормотал Натам. У него был выговор сельчанина-алети, каждое слово казалось куцым, словно он их жестоко обкусывал, прежде чем произнести. – Я хочу сказать, мы ж еле-еле движемся, как будто пешком идем, так?

В памяти Каладина опять всплыл образ атакующего верхового осколочника из далекого прошлого. Да, Каладин понимал, в чем смысл лошадей. Сидя высоко, можно было с большей легкостью наносить мощные удары, и стремительный натиск громадной лошади пугал пехотинцев, вынуждая бросаться врассыпную.

– Думаю, большинство лошадей передвигаются быстрее этих. Готов поспорить, они дали нам старых кляч, чтобы мы могли тренироваться.

– Ага, похоже на то, – согласился Натам. – Она теплая. Я и не ждал. На чуллах раньше катался. Эта тварь не должна быть такой… теплой. Трудно поверить, что она сто́ит столько, сколько сто́ит. Как будто я еду верхом на груде изумрудных броумов. – Он поколебался, бросил взгляд назад. – Только изумруды так задом не шевелят…

– Натам, что ты помнишь про тот вечер, когда кто-то попытался убить короля?

– Ох, да, – сказал Натам. – Мы с ребятами выбежали на балкон и увидели, как он болтается на ветру, точно ухо самого Буреотца.

Каладин улыбнулся. Когда-то этот мостовик не мог и двух фраз произнести, все время мрачно пялился себе под ноги. Работа на мостах едва его не погубила. Последние недели пошли Натаму впрок. Как и всем остальным.