Джон Норман - Наёмники Гора (ЛП)

— Да, — кивнул я.

— Тогда почему Ты выбрал именно его? — спросила она.

— Это не тот маршрут, который от нас могли бы ожидать, — пояснил я.

— Ты чего-то боишься? — полюбопытствовала девушка.

— Я проявляю осторожность, — ответил я.

— А разве нельзя пойти к Ару напрямую, минуя дороги? — спросила она.

— Если бы я был один, я бы так и сделал, — сказал я.

— Я не боюсь, — заявила Боадиссия.

— На открытой местности попадаются слины, — предупредил я, — особенно с наступлением темноты.

— О, — вздрогнула она.

— К тому же, — добавил я, — Ты привлекательна.

— Какое это имеет значение? — удивилась она.

— Ты хотела бы стать голой крестьянской невольницей, рабыней сообщества в деревне, — поинтересовался я, — всю жизнь носить верёвочный ошейник, научиться полоть сорняки и тянуть плуг, а свои ночи проводить в полузатопленной клетке?

— Нет! — вздрогнула девушка.

— Безусловно, со временем, они продали бы Тебя в городе, когда к них возникла бы потребность в деньгах на выпивку, — усмехнулся я.

Девушка вздрогнула, по-видимому, представив себе такую перспективу.

— Но, пожалуй, мы всё же, последуем по самому прямому цивилизованному маршруту отсюда к Ару, — решил я изменить своё первоначальное намерение.

— Почему? — осведомилась она.

— Чтобы сэкономить время, — объяснил я. — Оно сейчас дорого.

— Как скажешь, — пожала она плечами.

— Таким образом, мы пойдём по маршруту, названному Восточной дорогой, или Восточным Путем, — сказал я.

— Это не тот маршрут, что ещё называют дорогой сокровищ? — уточнила она.

— Он самый, — кивнул я.

— А почему его так называют? — поинтересовалась девушка.

— Из-за богатств, рабынь и тому подобных товаров, что часто перевозят по ней, — объяснил я.

— Понятно, — встревожено протянула она.

— Можешь не сомневаться, на этом пути Ты увидишь множество караванов рабских фургонов, — усмехнулся я, — а, кроме того, девушек менее богатых торговцев, много девушек, которых ведут пешком, скованных цепью в рабский караван, иногда даже с завязанными ртами и глазами.

— О, — смутилась Боадиссия.

— Замечательно! — сказал Хурта.

Я оглянулся, бросив взгляд на Фэйку, нагруженную моей поклажей, которая тут же опустила глаза.

— В колонну по одному, — скомандовал один из солдат Коса, едва мы приблизились к линии траншей. — Смотрите под ноги.

Через ров была переброшена длинная доска. Узкоглазый коротышка с тонкими усиками шёл перед нами. Он легко миновал этот импровизированный мостик. Под моим весом доска значительно прогнулась. Боадиссия, Хурта и Фэйка пересекли ров следом за мной.

— Туда, — указал нам дорогу солдат.

А через несколько енов мы добрались уже до следующей линии укреплений, представлявшей собой всё тот же ров, но уже с валом и плетнём для защиты лучников. Местами над валом торчали наблюдательные вышки, не более чем дощатые платформы, поднятые на конструкции из шестов и досок. С них велось постоянное наблюдение за воротами Торкадино. Для ночного освещения в разных местах этих полевых укреплений были развешены фонари.

— Туда, — направил нас следующий солдат.

Мы оказались в пределах периметра Косианского лагеря. Большинство палаток было круглым с невысокими наклонными вершинами. Многие были ярко раскрашены, расчерчены полосами броских цветов, и расписаны различными рисунками и орнаментами. Надо признать, что гореане имеют слабость к таким вещам. В результате, гореанский лагерь зачастую представляет собой живописное зрелище, с множеством шелков и флагов, впечатляющее даже издалека. Эти люди склонны любить ткани, возбуждающие на ощупь, специи, дразнящие их вкус, громкие и заводные мелодии, и красивых женщин. Этим они ясно дают понять свою первобытность, и свою жизненную энергию и здоровье. Все палатки были расположены в строгом геометрическом порядке, формируя прямые улицы. За этим следили инженеры, заранее натягивая ограничительные верёвки.

— Смотри, — обратила моё внимание Боадиссия.

— Вижу, — кивнул я.

Заметив, что стала объектом нашего внимания девушка, лежавшая на боку, прямо на земле, отпрянула, прижимаясь спину к толстому, приблизительно восемь дюймов в диаметре, столбу, закопанному в грунт. Она избегала встречаться с нами взглядом. Она была полностью раздета, и, судя по тому насколько грязна, провела здесь уже довольно долгое время. От столба девушка могла отойти не дальше, чем четыре фута. Дальше её не пускала цепь, три раза в тугую обмотанная вокруг столба, в специально прорубленной канавке, и дважды на шее рабыни. На обоих концах цепи красовались висячие замки.

— Эй, девушка, — позвал я её.

Услышав меня, она тут же вскарабкалась на колени, всё так же не поднимая головы и тихо заскулила.

— Она не немая, — решила Боадиссия.

— Скорее всего, она находится под наказанием «самка четвероногого животного», — объяснил я.

Девушка вновь заскулила, жалобно глядя на нас, и утвердительно покивав головой, снова опустила голову.

— Ох, — выдохнула Боадиссия.

При таком виде наказания женщине запрещена человеческая речь, и человеческое положение, в том смысле, что ей не разрешают вставать на две ноги. Передвигаться она может только на четвереньках, если только не получит команду перекатываться, или любую другую команду, подходящую для домашнего животного. Еду ей будут бросать прямо в неё или, в лучшем случае, в стоящую на земле миску. Но в любом случае питаться она должна, не пользуясь своим руками. Её могут, конечно, покормить и с рук, но опять же, касаться еды своими руками она не имеет права. Её могут обучить различным трюкам. Иногда, подобно дрессированному животному, наказанных таким способом, приучают реагировать на команды из произвольного набора звуков, дабы в обращении с ними не использовать человеческую речь вообще. Если хозяин окажется недоволен темпами дрессировки, женщину, конечно, ждёт дополнительное наказание, впрочем, как и любое другое животное в подобной ситуации. Ну и конечно используют её для своих удовольствий исключительно в позиции четвероногого животного. Подобное отношение к рабыне часто используется не только в качестве наказания, но также может фигурировать в приучении новой девушки к её теперешнему состоянию. Оно помогает ей понять, кем она теперь является, то есть животным, полностью подчиняющимся своему владельцу. Спустя некоторое время, иногда всего несколько анов, нахождения в таком состоянии, она начинает безмолвно, но красноречиво умолять, теми способами, какими только может, разрешить ей служить своему владельцу путями, более типичными для нормальной рабыни, путями, в которых её неволя может проявиться гораздо более полно и приятно для него, теми путями, в которых задействована большая сложность и широта сознательного подчинения, возможного только у человеческого существа. Чтобы удостовериться, и избежать возможного недопонимания, вполне возможного в такой ситуации, рабовладелец, обычно на короткое время, несколько инов, не больше, дает женщине возможность говорить, и за отпущенное время она должна высказать свои просьбы, в надежде заслужить его расположение. Если хозяин окажется не удовлетворён её мольбами, конечно, она будет быстро возвращена к прежнему состоянию четвероногого животного, а кроме того, за то, что ему пришлось потратить впустую своё время, женщину может ждать дополнительное наказание, обычно плеть.