Каролина Кейрен - Отступники

Время идёт, надежда на восстановление сил тает, становится всё призрачнее. Отсчитываю секунды и думаю. Думаю о том, какие цели преследовал человек, заточивший меня? Отсутствие света не даёт полной уверенности, что меня оставили умирать: возможно, рядом есть вода и пища. Но зачем мне они, если лишили возможности пошевелиться?

Кажется, на какое-то время я опять отключаюсь. Сначала всё тихо, потом, постепенно нарастая, звучат рядом голоса. Я не разбираю слов, звуки льются непрерывно, текуче, мягко. Отдельные звуки похожи на те, что мы произносим, но в целом – непонятный набор, как речь ребёнка, не умеющего говорить. И вдруг вспоминаю Миру. Она говорила мне о книге, в которой текст был написан значками, некоторые из которых совпадали с нашими буквами. Другой язык! На нём ли сейчас говорят?

Лицо освежает прохладная воздушная струя. Пахнет чем-то сладким. Дыхание становится свободным, оцепенение спадает, но не окончательно. Меня легко подхватывают под руки и ведут, терпеливо дожидаясь, пока разберусь в запутавшихся ногах. На глазах, похоже, очки или повязка – настолько лёгкая, что не стягивает кожу, я совершенно не ощущаю её. Видимо, боятся побега или скрывают что-нибудь от чужих взглядов. Мне ничего не говорят, но прикосновениями дают понять, когда стоит пригнуться или поднять выше ногу. Вскоре чья-то рука ложится на плечо, приказывая остановиться. Удаляются в сторону шаги. Машинально двигаюсь следом, но меня вновь останавливают. Рука остаётся лежать на плече, тяжёлая, горячая. Переминаюсь с ноги на ногу, не знаю, чего ждать в следующую минуту. Чего хотят от меня? Зачем я здесь?

Приближающиеся шаги. Короткая фраза – вновь незнакомый язык. Щекотное прикосновение пальцев к затылку, и темнота проясняется. Но сразу же глаза накрывает ладонь.

–Будь осторожна,– мягко произносит голос рядом со мной.– Твои глаза отвыкли от света, он может показаться излишне ярким. Если почувствуешь дискомфорт, протри их этим.

Мне в руку вкладывают влажную ткань. Киваю, осторожным движением отодвигаю ладонь, щурюсь.

Мы в просторной пустой комнате. Освещена она только по центру, по краям – мрак, маскирующий стены. В нескольких шагах массивная колона, и больше ничего. Сложно определить местонахождение. Кто же привёл меня сюда? Ответ здесь, рядом. В чёрной обтягивающей форме, тяжёлых ботинках на шнуровке. На голове шлем с чёрным стеклом. Я не видела их прежде, но рассказы одноклассников оживают в памяти. Заблудшие.

Под чёрным стеклом не видно лиц, но сложно не почувствовать изучающие взгляды. Растеряно смотрю по очереди на каждого из них. Чувствую себя совсем маленькой, усохшей будто. И рядом они – огромные, сильные, уверенные. Властные. Они вправе сделать со мной всё, что вздумается. Никто не заступится, не возьмёт под защиту. Но они не спешат нападать. Оружие мирно лежит в чехлах, крепящихся к боковой поверхности бедра. Молчание угнетает. Делаю пробный шаг, укоризненное покачивание головой заставляет замереть.

–Протяни руку,– тот же мягкий голос.

Я протягиваю. В кулаке сжата тряпочка. Ненужная – свет не режет глаза. Перекладываю её в карман. А человек вновь качает головой.

–Другую.

На другой, на правой руке, татуировка. Не её они хотят рассмотреть? Нехотя протягиваю. Её и в самом деле переворачивают татуировкой вверх, касаются линий. Наконец, меня отпускают. Опускаю рукав, скрещиваю руки на груди и смотрю на них исподлобья. С каждой минутой напряжение всё возрастает.

–Рисунок на твоём запястье не несёт в себе никакой информации. Но сделан он знающей рукой,– мягкий голос обволакивает меня.– Он не завершён? Кто сделал его тебе и когда?

–В поезде,– бросаю сердито в ответ.– Несколько месяцев назад. Я не знаю их, не успела увидеть. Слышала голоса, но они вряд ли смогут раскрыть тайну.

Они переглядываются. На чёрных шлемах блики, лиц за ними не видно. Один из заблудших уходит, жестом велев следовать за ним. Остальные расступаются, размыкая полукруг. Возле колонны человек останавливается, прикладывает к гладкой поверхности пластину. И вдруг часть стены отходит в сторону.

«Подъёмник!»– проносится мысль. Внутри меня с восхищением борются недоумение и страх. Как сумели они здесь, вдали от цивилизации, совсем одни, соорудить такое? Или я ошибаюсь, и всё, что вижу, было здесь задолго до них? И, тем не менее, нужно суметь поддерживать механизмы, не дать прийти в упадок.

Если это и вправду заблудшие.

Захожу вслед за ним внутрь, дверь возвращается на место. Стены пусты, ни кнопок, ни экранов. Он вновь прислоняет пластину. Несколько секунд ничего не происходит, а потом чувствую внезапно, как уходит из-под ног пол, а я словно повисаю в пространстве. Хватаюсь, чтобы не упасть, за стены, но рука проходит сквозь поверхность. Там, за границей, она становится прозрачной, расплывчатой. Смотрю в изумлении, опасливо шевелю пальцами – поддаются. Но я не ощущаю их, словно там – не я, не моя часть.

–Как?– хочу спросить, а голос не слушается, срывается на крик.– Как?!

Непроницаемая маска смотрит на меня. Улыбается? Раздражена? Человек протягивает руку и отводит мою. Пальцы обретают чувствительность. Провожу по ним – лёгкое покалывание, как от хвои.

–Не делай так больше,– просит он.– Довольно увлекательно поначалу, согласен. Но может оторвать.

Глотаю тяжёлый комок, возникший в горле, и придвигаюсь на всякий случай поближе к спутнику. Невольно: я не определилась, насколько можно доверять тем, кто принёс меня сюда.

–Так когда точно она у тебя появилась?

–Что?– поднимаю глаза на проводника, он легонько стучит пальцами по своему запястью.– В самом начале лета.

–Твои слова о поезде – правда?

–Да,– киваю задумчиво, снова разглядывая таинственный рисунок. Сколько хлопот он доставил. Разъяснится ли сейчас хоть что-то?– Я раньше жила в Городе. Порой хотелось вырваться, почувствовать… свободу. Что никто не властен надо мной. Что могу уйти, куда упадёт взгляд, могу остановиться, повернуть назад, залезть на дерево, закричать громко. Выбраться было не так просто, в открытую на поезд не сядешь. Но есть другой путь, через цветник. Там калитка, для охраны. Я сумела подобрать ключ, а иногда приходилось пролезать под забором. Потом оставалось незамеченной перебежать поле и вскочить на поезд.

–На ходу?– с откровенным недоверием спрашивает он.

–Да, он редко успевал набрать скорость, главное – не упустить момент. Однажды не рассчитала силы и сорвалась. Было больно,– морщусь еле заметно, снова ощутив во всём теле боль. Именно тогда Эрик узнал обо всём: скрыть перелом ребра едва ли удалось бы. Мысли о брате рождают тяжёлое чувство в груди, но я отталкиваю воспоминания. Настоящий момент – ничего другое не должно для меня существовать.– Каждый раз спрыгивать приходилось в новом месте. Было единственное условие – не пересекать границу.