Ирина Котова - Королевская кровь. Проклятый трон

– Я Р-рудлог, – сказала Алина резко, выступая из-за спины угрюмого Ситникова.

– Вы думаете, это сделает меня добрее? – усмехнулся Тротт.

– Макс! – сурово рыкнул Свидерский, перевел взгляд на раскрасневшуюся девушку. – Ваше высочество, простите нашу неучтивость. Лорд Тротт тоже очень сожалеет о своей резкости.

Алина покраснела еще сильнее, хотя, кажется, уже некуда было, стояла с совершенно несчастным видом. Матвей бросил на своего преподавателя тяжелый взгляд и потянул ее из палаты.

– Да-да, – холодно сказал Тротт им вслед, – приношу свои извинения, ваше высочество.

Она услышала, но не обернулась, только расправила плечи и презрительно фыркнула. Совсем по-детски.

Алекс подождал, пока закроется дверь, постучал пальцами по опустевшему подносу. Тротт лежал с закрытыми глазами, кривился и молчал.

– Макс, не забывайся, – предупредил его Свидерский. – Эта девочка – пятый человек в Рудлоге и представительница одной из самых могущественных семей в мире.

– Хватит нудить, Данилыч, – инляндец открыл мутные от боли глаза, – сам всё знаю. Если она Рудлог, что с ее аурой?

Ректор пожал плечами.

– Самому хотелось бы понять.

– Алекс, ты иди, – попросил вдруг природник глухо. – К себе.

Свидерский покачал головой, встал.

– Я попрошу для тебя обезболивающего.

– Бесполезно, – Макс бледнел на глазах. – Иди, не стой над душой. И еще, Данилыч… – он вздохнул, сжал зубы, – организуй Поляне регенератор, у Марта должны были остаться.

Уже закрывая дверь, Алекс услышал из палаты друга болезненный, сдавленный выдох-стон.

30 октября, Иоаннесбург

Служба королевского протокола была в панике. Накануне бала предполагалось, что высочайшие гости переночуют в подготовленных покоях, с утра примут участие в прощальном завтраке и разъедутся по домам. Но проклятое чудовище сорвало все планы, и теперь в срочном порядке нужно было организовывать завтраки, планировать совместный обед, украшать для обеда залы – отдельно для членов королевских семей и отдельно для их свит, – думать, чем развлекать и отвлекать аристократов, проснувшихся раньше своих сюзеренов, и молиться, чтобы этим закончились изменения в протоколах.

Однако молитвы эти услышаны не были, и около полудня выспавшиеся величества решили посетить раненых в лазарете. Шаг был, безусловно, достойный и политически оправданный, но замученные врачи уже даже не находили сил кланяться и приветствовать венценосных посетителей. Впрочем, к этому все отнеслись со снисхождением.

Не остались без дозы сладкого и придворные сплетники. Все отметили, что принц-консорт, как обычно, держится рядом с ее величеством и что улыбается она ему так же мягко и спокойно. Значит, гроза миновала, пусть даже разлад в правящей семье и всколыхнул надежды у отдельных интриганов – ведь если барон впадет в немилость, то возможность оказать влияние на королеву станет вполне реальной. Но Байдек по-прежнему возвышался рядом с супругой, как скала, и дураков, не понявших намек, не оказалось. Так что пришлось утешаться оставшимися от невостребованного ужина десертами и шепотом обсуждать вчерашнего монстра и произошедший скандал. И трудно было сказать, что именно взволновало придворных больше. Но пирожные и кексы, пусть чуть подсохшие, уничтожались со страшной скоростью, наглядно демонстрируя действенность сладкого для снятия стресса.

А Майло Тандаджи, разлепив глаза как раз к полудню, сидел на кровати, замотанный в полотенце, и со стоическим видом пил добытый где-то непривычно тихой супругой пенный кумыс. Окна оказались предусмотрительно занавешены темно-зелеными шторами, и в спальне был полумрак, не так бросалась в глаза раздражавшая хозяина дома яркая обстановка. Таби была с юга Тидусса, а там любили пестроту и разноцветье, в отличие от почти монашеской скромности пригорных районов, где родился Майло. Но за дом всегда отвечала женщина, а он не хотел ее обижать.

Напиток был кисловато-сладкий, он считался в Тидуссе лучшим средством от похмелья. Но голова все равно осталась тяжелой и гулкой, несмотря ни на принятую таблетку, ни на холодный до ломоты в зубах душ после пробуждения. И как это Кембритч ухитряется постоянно напиваться и оставаться при этом в рабочем состоянии?

Скромно опустившая глаза жена принесла прямо в спальню любимые оладьи Майло, как бы ненароком погладила его по бедру и выскользнула из комнаты. Матушка вообще не появлялась, и это было бы полноценное семейное счастье, если бы не пропущенное совещание. Хотя Стрелковский все-таки дозвонился и отчитался по итогам и текущей работе, ощущение было странным.

Тандаджи, несмотря на протестующий желудок, все-таки протянул руку за оладьей и незаметно для себя проглотил почти полмиски. Сразу стало хорошо и бодро.

На огромной кухне, совмещенной со столовой, шуршала посудой жена, и он вышел, сел на хозяйское место во главе стола, поймал ее взгляд – настороженный, даже опасливый.

– Таби, сделай мне кофе, – сказал он, – побольше и покрепче.

Она обрадовалась, достала зерна, ручную кофемолку – жена считала, что вкус у вручную перемолотых зерен и готового молотого кофе очень отличается. Ополоснула большую джезву кипятком, поставила в духовку просыхать. Это был целый ритуал, и Майло почти впадал в транс, наблюдая за процессом.

Первый раз она приготовила ему кофе наутро после брачной ночи. Кофе он тогда так и не допил – потащил смущающуюся новобрачную в спальню, – но вкус ее кожи, смешанный с горьковато-жестким, чуть дымным кофейным послевкусием, остался в памяти на всю жизнь.

Сейчас Таби оставалась такой же стройной и гибкой и совсем без седины, ухаживала за собой, и кожа ее была мягкой, и грудь высокой… и наряды она любила такие же – цветные, длинные, тидусские. И так же плела черную косу, только теперь она была гораздо длиннее – ниже ягодиц.

Поскрипывала кофемолка, пахло кофе и кардамоном, вскипала вода в джезве, куда клалось ровно две чайные ложки гречишного меда, а транс куда-то испарялся, оставляя вместо себя вполне приземленные мужские желания.

– Таби, иди в спальню, – сказал он сурово, и сам, не дожидаясь растерявшейся супруги, встал и пошел в их комнату. Растянулся на кровати, чувствуя спиной прохладный хлопок, прикрыл глаза.

– Ты будешь меня наказывать? – робко спросила жена от двери.

– Великие духи, Таби, ты о чем? – раздраженно спросил Тандаджи. – Подойди ко мне. Разве я тебя когда-нибудь бил?

– Но я ведь плохая жена, – сказала она грустно, подходя к кровати.

– Хорошая, – возразил он, сощурившись и наблюдая за ней.

– Старая, – пожаловалась она.

– Талия как у девочки, – и Майло обхватил супругу за эту самую талию, потянул на себя.