Татьяна Зингер - Нас не существует

– Я ему пообещала, – отрезала она, – а значит, буду ходить, пока сам не выгонит.

Девушка поднялась, попутно отряхивая шорты, и попрощалась с русалками. Настроение напрочь пропало, и Тина с Мариной прекрасно это почувствовали – спорить не стали, покивали в ответ.

А когда Наташа зашла за деревья, остановилась подслушать. Раньше за собой тягу к такому не замечала, а тут застыла точно статуя. Вначале важного подружки не обсуждали: полюбовались кувшинками, разогнали ряску по краям. Но затем Марина сурово спросила:

– Думаешь, наш юный хранитель простит тебя за правду?

– Со временем, – уверила Тина. – Ну а я-то в чем неправа? Им любовные драмы на три секунды, а у нас потом озеро сгниет. Понял, Кир?! – она повысила голос. – Не вздумай обижаться. Мы желаем тебе добра! Так, хватит печься на жаре, идем к водяному…

И голоса заглушило бульканье: русалки скрылись под водой.

Наташа, прижавшаяся лбом к стволу осины, вздохнула и попросила:

– Кир, я хочу зайти к тебе. Буквально на минутку.

Она могла бы общаться с ним на всей территории от указателя и неизвестно докуда, но все-таки считала, что около дуба – особая близость. Словно разговор через Интернет: вроде собеседник получает сообщения, отправляет свои, но вживую куда уютнее.

Не зря же тот парень ходил к хранительнице. Он тоже чувствовал ее рядом только у дерева. Куда же он пропал, этот глупый парень?! Почему оставил любимую совсем одну?!

Нет, Наташа так никогда не поступит. Просто не сможет.

От русалок путь занял не меньше часа. Если б Наташа не помнила, как долго шла в прошлый раз, то опять бы решила развернуться и пойти обратно. Но она упорно отводила ветки и всматривалась вперед.

Поляна появилась незаметно, раз – и открылась перед взором.

Наташа отдышалась и без приветствия затараторила, привычно обращаясь в пустоту:

– Надеюсь, ты не дуешься на девчонок. Нет, честно, они из добрых побуждений. Но они же женщины, – закатила глаза, – вот и выдумывают сказки о любви.

Она от избытка чувств встала на бревно и прошлась по нему, неуклюже балансируя. Потом закончила:

– Я тебя люблю как друга. И в любом обличье. А ночью я от скуки гуляла, – начала оправдываться Наташа, спрыгнув с бревна. – Ты не волнуйся, я обычно сплю, но сегодня так хорошо было. Вот и выбежала на часок. Ко мне вчера Смелова приходила. Ну, помнишь девочку из нашей компании? Блондинку? – Наташа понимала, что несет чепуху, но не могла же она сразу уйти, поэтому рассказывала, что в голову взбредет. – Представляешь, она сумела взбесить даже мою бабушку! Кстати, бабушка утром…

Конечно же, ей только чудилось, но ветки будто тянулись к ней во время монолога. А когда она пожаловалась на какую-то мелочь, на полянке проклюнулся, вырос и расцвел цветочек с белыми лепестками и розоватой серединой. Кир будто говорил: «Не печалься, я здесь». Одна история сменилась другой. Наташа опять не заметила, как наступил вечер. И Кир провожал ее легким ветерком, обнимающим за плечи. И пением невидимых пичуг. Он был повсюду.

Калитка перестала скрипеть. Девочка даже подергала ее пару раз – нет, идеально смазана, открывается тихо-тихо. Хоть каждую ночь сбегай.

В доме царило что-то непонятное. Бабушка заливисто хохотала над каким-то фильмом, а дедушка мрачно курил сигарету за сигаретой прямо на кухне. И его пасмурность разнеслась по комнатам, осела на стенах. В кухоньке повисла такая дымовая завеса, что у Наташи заслезились глаза. Она показательно зажала ноздри и пробубнила:

– Деда, ты с дуба рухнул?

– Ты б шла в комнату, – недовольно откликнулся тот. – Не дыши гадостью.

– А ты не кури гадость, – фыркнула в ответ. – Чего случилось, признавайся?

Он доверительно шепнул:

– Наблюдал я за Раей сегодня, она этого Евгеньича под ручку схватила и тащит куда-то. Фу, смотреть противно. Я целый день шатался по деревне, а тут думаю: с какого такого перепугу? Дом строил сам, этими руками, – дедушка показал натруженные мозолистые ладони, – так теперь избегать родной хаты буду? Курить за баню бегать, как старшеклассник? Ну уж нет. Она с трактористом обжимается, вот пусть к нему и уходит! Мы с тобой и вдвоем проживем.

И ударил кулаком по столу.

Крыльцо чинить или сарай мастерить ради любви – это одно, а вот ругаться – совсем не похоже на дедушку. Он любой спор решал миром и лаской, ссоры переводил в шутку. Но заполненная сизым дымом кухня была лучшим доказательством того, что шутить ему надоело. А бабушку это совершенно не смущало. Сидит у телевизора, как ни в чем не бывало. По рынкам с кем-то расхаживает…

– Дед, я за тебя, – заверила Наташа. – Предлагаю объявить бабушке бойкот.

– Ну нет, – он почесал коротенькую бороду. – Мои с Раей проблемы тебя не касаются. Ты ее люби и уважай как прежде, а мы уж сами разберемся. Прости, что на тебя вывалил взрослые склоки.

Разумеется, девочка кивнула. Но для себя решила твердо: с бабушкой у них холодный нейтралитет.

Следующим утром она отказалась от блинов и лично поджарила яичницу. Бабушка удивилась, но возражать не стала. До полудня Наташа общалась исключительно односложными предложениями – бабушка стерпела. Но когда девушка при слове «рынок» неодобрительно цокнула, терпение Раисы Петровны иссякло.

– Так! – Она усадила внучку на диван. – Объясняйся, Наталья, что с тобою происходит.

– Ничего, – буркнула в ответ.

– Я не уйду, пока не расскажешь.

– А о чем рассказывать?! – Наташа скрестила руки на груди. – Тебе вообще какое дело?! У тебя ж любовь.

Она пристыженно опустила взгляд, потому что ни разу за пятнадцать лет не позволяла себе грубить бабушке.

– С кем? – Раиса Петровна заморгала. – Я, видимо, чего-то о своей жизни не знаю.

– Ну-ну. И о трактористе тоже не знаешь? И о том, что наряжалась вчера для него? И что под ручку гуляла? Дедушка все видел.

Почему-то бабушка не покраснела, а рассмеялась до слез.

– Ладно он, – она вытерла глаза рукавом, – но ты-то как могла в это поверить? Я с Евгеньичем? Да его же трезвым никто никогда не видывал!

Наташа, готовая выслушивать оправдания, озадачилась и долго думала над какой-нибудь едкой фразой, но в итоге обиженно сказала:

– Зачем тогда променяла деда на пьяницу?

– Да никого я не меняла, глупый ребенок! Я вот что усвоила за тридцать лет брака, – доверительно шепнула бабушка, – мужчины любят добиваться. Пока Боренька думает, что у меня есть поклонник, он готов в лепешку расшибиться. Какой поклонник в мои-то годы, Наташенька? – она отмахнулась. – Внучка подрастает, за дочерью непутевой глаз да глаз – мне не до амуров. Но Боря пускай считает, что я желанна всеми вокруг. И краситься мне есть для кого, и украшениями обвешиваться. Усекла? Нет, ну как так?! Понимаю, он – баран ревнивый, но ты туда же?!