Василиса Раса - Детонация

Есть он, видите ли, со мной отказывается. Неужели думал, что я поверила в эту чушь с его «важной деталью»? Считает, что обед в моём обществе – тень на его репутацию? Было бы о чём переживать! Не каждого вояку в кадр со мной берут, между прочим! Очень хотелось показать двери простую и очень неприличную комбинацию из пальцев, но вместо того поджала губы.

Я кипятилась всю вторую половину дня и к вечеру накрутила себя настолько, что готова была сорваться в темноту идти искать дом той самой слепой Магдалены, лишь бы поскорее убраться отсюда. Не знаю, что меня остановило. Отсутствие дороги и вновь закрутившая снаружи буря или желание докопаться до правды и добиться справедливости, но я упорно продолжала сидеть в кресле и читать кого-то из классиков про море. Библиотека в доме была небольшой, но очень качественной.

За полночь, я всё-таки пробралась в душ и после закрылась в спальне. Грэм признаков жизни не подавал уже давно. То есть не выходил, не совершал никаких звонков и даже не шелестел, как с утра, бумажками. Ну и ладно. Дрэк с ним. Не желает общаться, и мне ни к чему – мне надо подумать, как разыскивать Чета. Его номер на память я не знала. А мой телефон трагически и бесславно сгинул среди холмов в нескольких километрах от несчастной Весны. «Название-то какое. Весна. Кто бы мог подумать, что это не весна, а засада? Самая натуральнейшая», – размышляла я, кутаясь в тонкое одеяло. Сегодня было холодно. То ли окна были со щелями, то ли домик хлипковат, только от ветра на улице я и в доме замерзла чудовищно.

Грэм, кажется, вышел – я услышала тихие шаги. И замерла, притворяясь спящей. Но он прошёл мимо. А я почему-то закусила губу от досады. Чего ждала? Что он придёт и скажет, что не сердится на мою утреннюю выходку, совсем не расстроен и у него действительно много работы? А я на самом деле очень милая девушка, и он чрезвычайно рад знакомству и вообще счастлив, что имеет честь принимать меня в своём доме?

Чушь! Вернее, не так. Чушь, что «чушь»! Я именно этого и хотела! Дура.

Почему мне было так обидно и гадко?

Потому что он, нормальный, по всей видимости, мужик, считает меня пустоголовой блондинкой, штампующей новости? Какая мне вообще разница? Главное, что сама знаю о себе. И всё остальное – не я вовсе.

Просто отчаянно ранит, да, именно так, ранит то, что понимаю с каждым днём всё отчётливее.

Шансов на жизнь уже не осталось. Потому что она, та, что есть сейчас у меня, жёстко ограничена контрактом, а значит, планами Чета, идеями редактора, графиком выхода в эфир и форматом. Долбаным форматом! И хорошо, если того, что было в Лакре, не повторится больше никогда, потому что, если повторится, второй раз нас вытаскивать станут едва ли. И то, что такого не будет, нет никаких гарантий. А отказаться я не смогу. Потому что – контракт. Рабство.

Как давно я во всём этом? Я не помню. Сколько лет я – ненавижу это слово – одинока? Дольше, чем не была в отпуске. Дрэк! Рехнуться можно. Кто сказал, что женщина делается от этого сильнее? Может, те, кто занимается упражнениями и всякими навороченными практиками с утра до ночи, и делаются. А те, кто задыхается, не успевая жить, просто медленно подыхают. Только вот некогда мне быть другой, не той, что сейчас.

Скрючилась, обхватив плечи, теснее прижала колени к груди. Холодно и внутри дрожит. Не согреться. Попыталась расслабиться и перестать трястись. Стало только хуже. Кажется, заснуть сегодня не удастся. У меня даже мелькнула мысль одеться в лыжный костюм. Термобельё-то я уже давно натянула. Не помогло. А в лыжных штанах всё-таки было бы теплее. Не уверена, что удобнее, но лучше так, чем замёрзнуть насмерть к утру. Они висели на плечиках вместе с курткой в прихожей. Осталось дождаться, пока Грэм уйдёт, наконец, из комнаты в кабинет.

Послышались тихие шаги, и дверь беззвучно отворилась. Я увидела тусклую полосу света, скользнувшую по стене, и закрыла глаза. Изо всех сил пыталась сдержать дрожь. Но вздрагивания мои давно больше напоминали судороги и мне не подчинялись вовсе.

Грэм тихо ругнулся сквозь зубы и вышел прочь, чтобы вернуться спустя пару мгновений.

– Карри, идёмте, – произнёс неожиданно мягко, и крепкие руки бесцеремонно приподняли меня в сидячее положение. Я всё пыталась увернуться, прекрасно сознавая, насколько жалкое зрелище сейчас представляю. – Вам свет мешает? Сейчас уберу, – неверно предположил огромный мужчина и загородил собой дверь. – Вот так, а теперь руки, – говорил тихим голосом, натягивая на меня невероятных размеров свитер, что оказался мне почти до колен. – Я согрею вам молока, а вы пока посидите у печки. Так оттаете быстрее. Нужно было давно сказать, что замёрзли. Я к холоду привык. А вот вы – нет, – сказал с заметным укором.

Удержалась, чтобы не пфыкнуть. С чего бы я должна была ему рассказывать о своих неудобствах? Он и так весьма демонстративно донёс нежелательность моего присутствия в его доме, и обременять своими нуждами я никого не собиралась. А вместо этого сказала:

– Благодарю, – ну как сказала, то ли выдавила дрожащим голосом, то ли простучала зубами.

Грэм посмотрел на меня, заметно скривившись и что-то прикинув, резким жестом сдёрнул одеяло с кровати, обернул вокруг меня. Ушёл в кухню. А я, спотыкаясь о волочащийся по полу «туалет», поплелась к печке.

С трудом угнездилась в кресле. Принципиально теплее не стало.

Спустя пару минут Грэм протянул большущую, парящую чашку.

– Температура упала значительно ниже тридцати в течение часа. Поэтому так похолодало, – сухо пояснил он. – Я не сразу сообразил, что вам…

– Спасибо. Но не стоило беспокоиться, – поблагодарила, принимая чашку из рук. Он взглянул на мои дрожащие ладони и со вздохом вернулся на кухню. Сказал тихо, но твёрдо:

– Сядьте за стол. Ошпаритесь. Это кипяток.

Скованно поднялась, бормоча беззвучно, что предпочла бы приличную порцию коньяку. Хотя… одно другому ведь не мешает. И у меня в вещах, кажется, с собой было. Только где сейчас те вещи… Хмыкнула грустно.

– Вы предпочли бы горячий шоколад, наверное. Но я такого не держу, – хозяин понял по-своему и поморщился, кажется, с досадой.

Пожала, точнее, не сдержала судороги и дёрнула плечом, молча поднесла чашку к губам. К шестому глотку трястись стала чуть меньше. Грэм с бледным, перекошенным лицом давил возмущённым и злым взглядом. Я даже видела, как гневно двигаются скулы. Непонятно, что его так взбесило снова. В любом случае я не делала сегодня больше абсолютно ничего, что этот показательный припадок могло спровоцировать. И всё же чувствовать себя в безопасности никак не получалось.

– Вы хоть понимаете, как ваше поведение безответственно и глупо? – сказал, наконец, продолжая дырявить мою нежную ауру взглядом.