Сергей Мишенев - Шпага мастера

Оказалось, не навсегда.

Филипп Дижон, Жанна и Альберт пришли одновременно. Отец Лукас, увлекаемый официантом, которого Филипп специально отрядил, подоспел чуть позже. И когда, наконец, вся компания собралась, Альберт заговорил.

Да, как заметила Жанна, это был «все тот же наш Альберт». Задумчивый, застенчивый… Он рассказывал все, что знал, начиная практически со своего детства. Он сидел напротив священника, фехтмейстера и девушки и исповедовался, извинялся и признавался в своих чувствах одновременно. Он говорил…

И когда вернувшийся из Рима и направленный отец Григорио вбежал в ресторан, он понял, что опоздал.

– Здравствуйте, отец Григорио, – повернулся к нему Альберт.

– Здравствуй, Альберт, – отец Григорио попытался направить ситуацию в правильное, контролируемое русло: – Великая Миссия отзывает тебя. Ты должен, забрав вещи, немедленно последовать за мной.

– Черт побери! – вскричал Филипп Дижон. – Как я понимаю, святой отец, вы имеете в виду последовать, забрав все секреты моей школы? Моей школы фехтовальных искусств?

– Не богохульствуйте, сын мой, – назидательно ответил отец Григорио, – тем более что вы даже отдаленно не представляете себе, что происходит на самом деле. Никто не собирается трогать вашу школу.

– А школе Джузеппе Радаэлли в Милане вы тоже давали такое обещание? – маэстро угрожающе выпрямился.

– И напрасно вы думаете, – поспешила включиться в беседу Жанна, – что мы чего-то там не представляем себе. Альберт рассказал…

– Не имеет значения, – довольно грубо перебил ее отец Григорио, – что вам рассказал этот бедный молодой человек. Как вы, вероятно, догадываетесь, в нашем мире информированность служителей прямо пропорциональна их рангу. А ранг Альберта невысок.

– Зато ранг моего старого приятеля, мсье Перигора, вполне достаточен! – загремел Филипп.

К этой новости отец Григорио был совершенно не готов. Он сделал быстрый шаг вперед и замер в нерешительности, пытаясь понять, каким образом масон вошел в контакт с Альбертом. Но понял он в этот момент только одно: миссия в Керкиньяне, самая важная и самая сложная, – провалена.

Не привыкший сдаваться, он попытался кардинально изменить условия игры, атаковав всю компанию одновременно:

– А раз так, – медленно начал он, – то вы все должны понимать, что цель, с которой наша церковь организовала это исследование, священна и преследует исключительно благие цели. Дух виртус, это высочайшее достижение человеческих устремлений к Богу, исчезает из мира. Не ваша заслуга в том, что его последние проблески сконцентрировались в школах классического фехтования. Зато, несомненно, вашим достижением является то, что именно в вашей школе, уважаемый маэстро Дижон, эти проблески представлены наиболее полно!

– Мое достижение лишь в том, – возразил Филипп, – что, по-своему развивая фехтование, я строго сохранял классический фехтовальный канон! Вот какой он – мой виртус!

– Все верно! Вот и весь секрет! Издревле известно, что некоторые движения и позы вызывают отклик в духовной сфере человека! «Когда подражают движениям хороших тел и душ, – учит нас Платон, – правильным будет прямое и напряженное положение тела, с устремлением всех членов тела, главным образом, прямо вперед!» Лучшие упражнения классического фехтования работают таким образом, чтобы создавать этот самый невидимый мост, ведущий к духовному просветлению! Вот и все, что нам нужно! С этой же высокой духовной целью традиционные упражнения практикуют даосские монахи, те же методы у индийских служителей культа…

И у нас… Вы ведь не забыли, что первый фехтовальный манускрипт вышел из стен северогерманского монастыря?

– Это правда, – отец Лукас впервые подключился к общему разговору, – однако это не означает, брат Григорио, что дух, рождающийся в древнем обряде смертельного поединка, создан представителями нашего цеха и принадлежит нам.

– Может быть, брат Лукас, – с заметной иронией отозвался отец Григорио, – вы скажете нам, что это означает?

– Охотно. К концу XIII века христианская церковь, смиренным служителем которой я являюсь, начала утрачивать свое влияние на умы и души наиболее воинствующих представителей паствы – рыцарей. Зато это влияние стали приобретать фехтовальные братства, со своей философией, моралью и правом… Ну вот, и тогда епископ Вурсбурга, умнейший человек, я полагаю, и добрый христианин, заказал своему секретарю учебник фехтования. Таким образом, сей достойный муж поспешил напомнить мирским воинам на их языке, что именно церковь приходится им матерью, учителем, наставником и партнером.

Филипп Дижон хлопнул себя по лбу:

– А я-то думал, отчего это эти мастера на рисунках все в рясах!

– Будьте осторожны, брат Лукас, – не обращая внимания на восклицание Филиппа, понизил голос отец Григорио, – в былые времена…

– В былые времена, – довольно бесцеремонно перебила священника Жанна, – вы бы с радостью сожгли моего дядю на костре!

– Я не это имел в виду… В те тяжелые времена, мисс, о которых вы говорите, вас бы всех сожгли за посягательство на духовные прерогативы церкви. Вас всех, а заодно и еще нескольких учеников школы уважаемого маэстро.

Отец Григорио выдержал небольшую паузу и обвел взглядом своих оппонентов. Нет, никакого впечатления. Никто из присутствующих даже не переменился в лице. Да, времена действительно совсем изменились. Он поспешил закончить свою мысль:

– Так вот, я хотел сказать, что в былые времена устремления духовенства и светской власти сливались в единый поток! Древние печати рыцарских орденов хранят символику такого союза, неся сквозь века великий завет! Miles и miles!

Жанна растерянно посмотрела на Филиппа Дижона, но не увидела в его глазах ничего, кроме полного непонимания. Альберт поспешил прийти на помощь:

– На старинных печатях тамплиеров, – тихой скороговоркой пояснил он, – изображены два всадника, сидящие на одной лошади. Поверхностное прочтение символа говорит о бедности ордена. Мол, два рыцаря с трудом наскребли денег на одного коня. Но посвященные знают, что речь здесь идет о тандеме светских и духовных властей: miles и miles…

– А словом miles, – так же негромко добавил отец Лукас, – раньше называли как мирского воина, так и монаха. Это был омоним.

Отец Григорио смотрел на всю компанию с плохо скрываемым презрением:

– Господи, ну о чем мы тут говорим! Вы все владеете лишь обрывками начальных знаний! Просто отдайте мне то, что вы сами не способны понять!

– Я не способен понять свою собственную школу? – повысил голос Филипп Дижон. – Да вы сами-то, отец Григорио, понимаете, что несете?! Моя церковь – это мой фехтовальный зал, мой крест – это моя шпага! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Мой отец – это мой учитель, маэстро Камилло Прево, мои сыновья – это мои ученики, а мой святой дух…