Сергей Мишенев - Шпага мастера

Тут маэстро на секунду замялся.

– Вот именно! Пытаясь создать из своего искусства свою собственную религию, вы, маэстро, даже сами не знаете, что является для вас святым духом! Но мы, мы это знаем!

– Да мы ведь тоже знаем! – крикнула Жанна, толкнув маэстро Дижона правым локтем. – Дядя, что это вы замялись?! Вы же сами уже давно рассказывали мне об этом самом виртус!

– Глупая девчонка! Твой дядя замялся, потому что вы знаете одно только название, лишенное в вашем маленьком мире всякого смысла!

Вместо ответа Жанна почти незаметно, но довольно сильно толкнула левым локтем отца Лукаса. Тот моментально бросился на помощь:

– Мы, скромные провинциалы, знаем, разумеется, меньше, чем непосредственные служители Священного престола. Однако насчет отсутствия смысла… Может быть, наше эмпирическое понимание духа не менее угодно Богу, чем ученое исследование Ватикана. Ведь первоначально именно так и было.

– О чем это вы? Когда это наша мать, церковь, была отделена от исследований духа?

– Отец Григорио, не обобщайте, я ведь не о духе вообще говорю, я имею в виду дух виртус, который открывается людям, практикующим искусство боя. Вы же сами знаете – первые христианские общины настойчиво изолировали себя от любой боевой практики… Сами понимаете: prohibitio ut effundant sanguinem…

– Запрет на пролитие крови, – отозвался отец Григорио, – имеет лишь косвенное отношение к практике ранних христиан! Ибо еще прежде сказано у Иова: «Продай одежду свою и купи меч!»

– Да, это так. Но, чтобы первые христиане последовали завету Иова, им потребовалась разрешительная концепция святого Августина. А это, ни много ни мало, 400 лет. Четыре века, во время которых дух виртус благополучно соседствовал с нашей матерью церковью и, находясь вне ее интересов, развивался за счет эмпирического участия своих скромных адептов. Ну прямо как сейчас у нас, в нашей маленькой провинции! И ведь именно тогда зарождалось новое средневековое понимание виртус: сила, красота, добродетель, виртуозность…

Пока отец Григорио, закипая от гнева, подыскивал достойный ответ, Альберт поспешил расшифровать смысл сказанного для Жанны и Филиппа Дижона:

– Отец Лукас имеет в виду концепцию справедливой войны Аврелия Августина, согласно которой христианин может, имеет право проливать кровь, но только если это кровь неверных. Эту идею Августин позаимствовал у Афины, богини мудрости и справедливых войн!

Между тем посол Ватикана сверкнул глазами в сторону Альберта и продолжил:

– Зарождалось! Но зародилось, воплотилось, раскрылось окончательно, лишь попав на благодатную почву христианства! На чем и настаивал сам Августин: «Ведь если добродетель – сила, то виртус, прилепившийся к Богу, возвышеннее, чем весь мир!»

– Однако, брат Григорио, вы же не будете отрицать, что постулаты Августина пользовались авторитетом лишь до XIII века, а с той поры наша церковь склонна руководствоваться более современной мудростью Фомы Аквинского…

– Который считает дух несотворенным даром!

– Но признает самостоятельность естественного бытия и человеческого разума!

– Который находит свое завершение в вере!

– Но дух не есть разум! Он, увы, не удерживается верой! Именно поэтому, как только священные рассуждения Фомы Аквинского были приняты главенствующими в католической теологии, епископ вюрцбургский поспешил заказать учебник фехтования, чтобы не верой, но печатным словом, вещевой субстанцией привлечь фактических носителей духа виртус!

– Да! И не сомневаюсь, что этот верный служитель церкви хорошо помнил высказывание Матфея: «Не ваша идет война, а Господня!» Когда Иосиф услышал эти слова, он пал ниц!

При этом восклицании отец Григорио патетически выбросил руку, направив указующий перст вниз, словно бы ожидая, что присутствующие и в самом деле упадут на пол. Однако вместо этого он неожиданно услышал звук, напоминающий приглушенный стон раненого животного. Это был Филипп Дижон. С риском вывихнуть челюсти, тот отчаянно зевал, тщетно пытаясь прикрыть распахнутый рот кулаком.

Жанна хихикнула, Альберт деловито кашлянул. А отец Лукас лишь поднял брови и пожал плечами.

– Извините, – неловко проговорил Филипп, – так о чем мы тут спорим?

Отец Григорио понял, что спорить дальше совершенно бесполезно. На всякий случай он еще раз долго и пристально посмотрел прямо в глаза Альберту. Но тот лишь отрицательно покачал головой.

Прошептав что-то, напоминающее проклятие, отец Григорио резко развернулся и направился к выходу. И тут, прямо в дверях, он столкнулся с молодым человеком, который как раз пытался войти. От неожиданности отец Григорио нечаянно наступил ему на ногу. Реакция вошедшего оказалась совершенно неадекватной. Издав крик боли, он невольно и с большой силой оттолкнул священника, от чего тот упал на пол не хуже, чем Иосиф от слов Матфея.

– Да что же это за место такое! – воскликнул отец Григорио, вскакивая. – Сборище безумных паяцев! Анафема на всех вас! Анафема!

С этими словами посланец Ватикана бегом выбежал из ресторана, громко хлопнув дверью. А Марк, ибо это был он, так и остался стоять, неуклюже поджав раненую ногу, которую только что отдавил священник, и глядя на всю компанию с выражением боли и одновременно полнейшего непонимания…

– Шаг! Выпад! Закройся! Шаг! Выпад!

…Урок фехтования продолжался уже третий час, но никто из участников этого действа, или, правильнее сказать, ритуала, и не думал смотреть на часы. С того момента, как все карты были раскрыты, прошла уже неделя, и, таким образом, это был уже далеко не первый урок, который маэстро Дижон давал Альберту в его новом качестве. В качестве самого сильного ученика школы.

– Атака с действием на оружие! Парад! Фруассе! Рипост!

В принципе, все догадывались, что Великая Миссия вряд ли просто так отпустит Альберта, и, рано или поздно, ему придется уехать. Филипп Дижон, не слишком хорошо понимая, что будет дальше, скорее почувствовал, чем осознал необходимость передачи всего своего мастерства Альберту и принялся старательно, щедро обучать его, давая по два, а иногда и по три урока в день.

Почувствовал не сразу, поверил не до конца. Но понял, что если кто-то и способен подхватить и продолжить, довести до конца (если этот конец вообще существует) его собственное, почти мистическое служение клинку, то это только он, Альберт. Этот странный человек с умными, проницательными глазами, тренированным телом взрослого мужчины и совершенно неуместным детским мировосприятием.

– Вапад! Пассато ди сотто! Повтор! Парад! Флан-конада!

В зале присутствовали только учитель, ученик, Жанна и отец Лукас. То есть почти все посвященные этого нового, неожиданного сообщества. Почти, потому что Марк в этот час был на очередной перевязке у лекаря мсье Перигора.