Ольга Куно - Горький ветер свободы

Я даже не поняла, для чего Данте скинул камзол, а он между тем с силой дернул край собственной рубашки, отрывая от нее длинный лоскут. И туго перевязал мне плечо.

– Вариант плохой, но за неимением лучшего сойдет, – сказал он. – У тебя хватит сил добраться до армона? Осталось недалеко.

– Конечно, хватит.

Дорога в армон действительно заняла меньше получаса.

Предполагаю, что наше появление вызвало фурор. Мы оба прибыли далеко не в самом лучшем виде: у меня было разорвано платье, у Данте – рубашка, и вряд ли такая пикантность ускользнула от взглядов слуг. Но, к счастью, на тот момент я слишком устала и была слишком переполнена эмоциями, чтобы придавать этому какое-либо значение.

Когда мы приехали, Данте сразу же отвел меня в баню – «чтобы не заболела». Я уж было решила, что он собирается составить мне компанию, но Данте не пошел дальше порога, где велел лакею позаботиться, чтобы меня не беспокоили. Он же распорядился, чтобы Бьянка спустилась сюда и принесла мне все, что нужно. И отправился к себе, где, вероятнее всего, воспользовался собственной ванной комнатой. Во всяком случае, когда мы снова встретились полтора часа спустя, он был умыт, причесан и одет с иголочки.

Слуга, присланный пригласить меня в покои Данте, проводил меня до входа, распахнул дверь и с поклоном удалился. Внутри, помимо хозяина покоев, я обнаружила его секретаря.

– Сандра, проходи, садись. – Данте встретил меня у двери и провел к дивану. – Пожалуйста, перечисли как можно более подробно приметы человека, которого застала разговаривающим с Ренцо. А также содержание их беседы.

Я кивнула и принялась рассказывать. Секретарь записывал. Думаю, что Данте все помнил и без меня, но происходившее здесь сейчас являлось полуофициальной дачей свидетельских показаний.

Закончив писать, секретарь коротко пересмотрел текст, еще немного над ним поколдовал и сообщил Данте, что закончит работу у себя. После чего ушел, не прекращая сосредоточенно проглядывать на ходу исписанные страницы.

Когда за секретарем закрылась дверь, Данте посмотрел на меня в упор и неодобрительно покачал головой.

– У тебя на плече нет повязки.

Его взгляд упал на левый рукав моего платья. Если бы под ним была повязка, это, конечно, было бы заметно.

– Это и не нужно, – пожала плечами я. – Там действительно простая царапина. Она уже не кровоточит.

– Снимай платье, – со вздохом распорядился Данте.

Я даже не поняла, что смутило меня сильнее: само распоряжение или сопровождавший его вздох.

– Снимай что? – переспросила я.

– Платье, – все тем же тоном повторил Данте.

Кивком головы он указал мне на столик. Тот стоял чуть позади дивана, поэтому я раньше не обратила на него особого внимания. Теперь же увидела, что там были приготовлены чистые тряпицы для перевязки и миска, в которой теплая вода была, вероятно, смешана с каким-то целебным раствором. В лекарствах я не разбиралась, но ощутила приятный травяной запах.

– Обещаю, что не буду тебя разглядывать, – фыркнул Данте, кажется, позабавленный моим замешательством. – Но раной заняться нужно. Потом снова оденешься.

– Хорошо.

Я развязала шнуровку, которая, к счастью, располагалась не на спине, а на груди, и выбралась из надетого после бани платья. Теперь на мне оставалась только тонкая обтягивающая рубашка без рукавов, доходившая до середины голени.

Бросив взгляд на Данте, я обнаружила, что он застыл, чуть расширив глаза, полностью погруженный в созерцание. Причем разглядывал отнюдь не лицо.

– Ты же обещал не смотреть! – напомнила я, не столько рассерженная, сколько позабавленная такой реакцией.

Данте с видимым трудом отлепил взгляд от того участка моей рубашки, где она облегала упругую грудь. Но продержался совсем недолго и снова возобновил созерцание.

– Давай просто считать, что я солгал, – предложил он.

Однако затем попросил меня сесть и все-таки приступил к перевязке. Впрочем, его взгляд по-прежнему регулярно возвращался к точкам, не имевшим к моей ране ни малейшего отношения.

– Зато я видела тебя голым в бане, – мстительно сообщила я, в то время как он промывал царапину вымоченной в растворе тряпкой.

Было больно, но лишь самую малость.

– Я тебя тоже, – парировал Данте.

– Это не считается, – выкрутилась я. – Я стояла к тебе спиной.

– Считается, – возразил он. – Я говорю о другом случае.

– Каком же? – Я в недоумении нахмурила брови.

Таком, – насмешливо отозвался он. – В Арканзии, на самом первом постоялом дворе. Ты заснула в ванне. Думаешь, я тогда пропустил это зрелище?

Своего Данте добился: вот теперь я все-таки покраснела от смущения.

– Мог бы меня разбудить, – упрекнула я.

– Ни в коем случае, – не согласился он. – Во-первых, зачем? А во-вторых, представь, как бы ты в тот момент отреагировала, если бы проснулась от негромкого покашливания и обнаружила в ванной комнате меня?

Я сглотнула. Да, на тот момент я бы отреагировала очень плохо. Трудно даже представить, как именно.

Данте отложил на стол первую тряпицу и взял вторую, на этот раз чтобы перевязать плечо. От его прикосновений по коже бежали мурашки, хоть он и не делал ни одного лишнего движения. Когда он склонялся над раной, я полуобнаженным телом ощущала жар, исходивший от его лица.

– Не слишком туго? – спросил Данте, закончив накладывать повязку.

Я покачала головой.

– У тебя самого горячий лоб.

Потянулась к столу, окунула в по-прежнему теплую воду еще одну тряпицу. Отжав, поднесла к лицу Данте и медленно провела ею по лбу. Он шумно втянул носом воздух. Я вернула руку обратно, пройдясь по его лбу в другую сторону, а затем медленно спустилась по щеке. Он поймал мою руку, отбросил тряпицу в сторону и схватился за подол нижней рубашки. Такую роскошь, как в случае с платьем, – право снять ее самостоятельно – он мне не предоставил. Рванул рубашку через голову, в момент растрепав уложенные после мытья волосы.

Потом поцеловал меня – горячо, страстно, настойчиво, совсем не так, как в прошлый раз. Вдруг многозначительно усмехнулся и потянулся к оставленной на диване тряпице. Медленно провел сверху вниз по моей шее, после чего припал к ней губами, повторяя ими путь влажной материи. Отстранился и снова обмакнул тряпицу в миску с водой. С плавной неспешностью, от которой мурашки волнами пробегали по телу, стал спускаться от шеи все ниже и ниже к груди. Крупная капля, сорвавшись, заскользила по коже. Данте слизнул ее языком, обжигая влажную кожу своим горячим дыханием. Затем снова отстранился и продолжил работать тряпицей. Спустился вниз по левой груди и медленно провел влажной тканью вокруг соска. Потом проделал то же самое с правой грудью.

Я поняла, что с меня довольно. С силой, почти со злостью, отшвырнула тряпку и вцепилась в пуговицы его рубашки. Он был настолько идеально одет, что это начинало раздражать, чтобы не сказать больше.