Ольга Куно - Горький ветер свободы

Я слушала, не перебивая, но с силой сжав его запястье. Да, после того, что ему пришлось тогда пережить, предательство Ренцо – это и правда не самое страшное.

– Рана вышла неопасной, хотя кровоточила сильно, – продолжал Данте таким знакомым мне отстраненным тоном. – Она хотела ударить вновь, но я перехватил ее руку, и началась борьба. Дралась она изо всех сил, как дикий зверь, понимая, что это ее единственный шанс на спасение. Но, даже раненый, я был сильнее. Так что я быстро скрутил ее, а тем временем на шум сбежались слуги.

Данте замолчал и снова посидел, прикрыв глаза.

– Зачем она это сделала? – тихо спросила я.

Его губы дрогнули, но в улыбке так и не растянулись.

– У меня был двоюродный брат, – буднично объяснил он. – Который был не прочь завладеть моим состоянием. А именно он наследовал армон и все земли в случае моей смерти. Как выяснилось, он ее и подослал. С самого начала. Сперва хотел, чтобы она втерлась ко мне в доверие, приблизилась, насколько это возможно, кое-что разведала. А потом дал приказ убить.

– Она была наемницей?

– И его любовницей тоже. Думаю, он обещал, что женится на ней и она станет хозяйкой всего. Думаю также, что он не собирался выполнять это обещание.

– И что было дальше?

– Дальше дело приняло неожиданный оборот. Дебора – так ее звали, Дебора Гласелло, – стала умолять меня защитить ее и не выдавать моему кузену. Дескать, сейчас, когда попытка покушения провалилась и его планы по ее милости вышли наружу, он ее убьет. Просила спасти ее от этой участи, твердила, что не хотела меня убивать, что именно поэтому так медлила с ударом, в результате чего я и остался жив. Взывала к нашей любви, к моей мужской чести и к чисто человеческому состраданию.

– А ты?

– Я знал, что она говорит правду. В том, что касается кузена. Что он обязательно избавится от нее, а средства у него для этого были. И тем не менее я вышвырнул ее на улицу. Практически сдал ему с рук на руки.

– И?..

Я поежилась, уже понимая, каким будет продолжение.

– И он ее убил. – Данте говорил нарочито спокойно, но при этих словах его лицо все-таки исказила болезненная гримаса. – Три дня спустя ее тело нашли в реке.

Тишина повисла в воздухе камнем, готовым в любое мгновение рухнуть с высоты вниз.

– Она это заслужила, – прервала молчание я.

– Возможно.

Данте снова смотрел мимо меня невидящим взглядом. Мне оставалось лишь опустить глаза. Он чувствует свою вину за смерть этой женщины и будет испытывать это чувство всю жизнь. Так же, как я ощущаю вину за гибель Ренцо. Хотя, казалось бы, все правильно и логично. Злоумышляли они, а не мы. Если бы я не подставила Ренцо, погиб бы Данте. Если бы Данте в свое время дал слабину и пощадил Дебору, наверняка вскоре был бы убит. И все равно. Совести не объяснишь. Она не всегда умеет быть объективной.

Поэтому я больше не стала ничего говорить. Просто обняла Данте и прижала к себе. Говоря языком тела: я буду с тобой, что бы ни случилось. Постараюсь встать щитом между тобой и любым врагом. Даже если этот враг – твоя собственная совесть.

Данте тоже прижал меня к себе – так сильно, что на какой-то момент у меня зашлось сердце.

– Может быть, поэтому я не смог пройти мимо тогда, в Остане, – тихо проговорил он. – Ты была настолько другой. Если ненавидела, значит, говорила это в лицо. Она готова была убить, не испытывая при этом ненависти. Ты же была честна, даже когда желала мне смерти. Я не знал, станешь ли ты когда-нибудь мне другом, но точно знал, что ты не предашь. Никогда.

Последовавшие дни и недели были одновременно похожи и непохожи на мою прежнюю жизнь в армоне. Я так же работала с камнями, была окружена теми же людьми, и даже мои покои остались при мне. Но наши отношения с Данте, конечно же, изменились безвозвратно, и эти изменения отразились почти на всех сферах жизни. Я быстро перестала бояться, что про нашу связь узнают, и большую часть времени ночевала теперь в его покоях.

Постепенно я снова стала выезжать в город и чувствовала себя при этом в относительной безопасности. Правда, в чайных больше не сидела. Выезжала исключительно по делам, рабочим или личным.

Соседа Данте, затеявшего опасную игру с целью завладеть чужим месторождением, арестовали. Данте решил дать делу официальный ход и, более того, обратился с жалобой к королю. Один раз меня вызвали в суд для дачи показаний. А вскоре обнаружились и другие улики: когда по-настоящему хорошо знаешь, что искать, найти зачастую бывает несложно. Словом, и с этой стороны опасность осталась позади.

Шло время, и я даже смирилась с разницей в статусах, которая, как казалось раньше, лежала между мной и Данте разверзшейся пропастью. Во всяком случае, я почти сумела убедить себя в том, что смирилась. В конце-то концов, отношения развивались прекрасно. Да, меня иногда тревожил вопрос «А что же дальше?», но в такие моменты я старалась поскорее отвлечься от него на насущные проблемы. Ответа у меня все равно не было. И я скорее отрубила бы себе руку, чем обратилась с этим вопросом к Данте.

Что же касается рабского статуса в целом, то нет, внутренне я с ним не смирилась. Разве что по-своему привыкла. Но, несмотря на то что выхода, казалось бы, не было, все чаще читала книги, посвященные теме рабства и тому виду камней, при помощи которых выжигалось клеймо дракона. Сперва неосознанно, под маской праздного любопытства, а затем и сознательно, я искала упоминания о средстве, которое позволило бы избавиться от клейма. Но, увы, не находила.

Правда, частичное решение проблемы поступило с совершенно неожиданной стороны. Однажды утром я получила посылку, состоявшую из небольшой коробочки и прилагавшегося к ней письма. Вернее будет сказать, анонимной записки следующего содержания:

«Уважаемая донья Эстоуни!

Я знаю, что вмешиваюсь не в свое дело, и заранее прошу за это прощения. Однако я подумал, что плоды моих трудов окажутся для вас полезными. Полного освобождения от рабства, как известно, не существует, однако мне удалось разработать средство, делающее клеймо невидимым. Если вы намажете знак дракона мазью, которую я отправляю вам вместе с этим письмом, ни один человек не сможет его увидеть.

Еще раз простите за вмешательство в вашу частную жизнь, но, испытывая к вам искреннюю симпатию и уважение, я счел его допустимым в данной конкретной ситуации. Поскольку, как вы понимаете, производство такого крема не вполне законно, предпочитаю сохранить инкогнито.

С наилучшими пожеланиями, доброжелатель».

Разумеется, я не спешила воспользоваться мазью. Спрятать клеймо, чтобы оно хотя бы не мозолило глаза мне же самой, было бы приятно, однако это не было бы избавлением от рабства в полном смысле слова. Поэтому чрезмерно сильных эмоций у меня появление такой мази не вызывало. Следовательно, я была способна мыслить логически и спокойно, не торопясь разобраться, что к чему.