Вадим Панов - Кардонийская петля

– В тебе совершенно отсутствует поэтический дух, Теодор, – поморщился дер Даген Тур. – Никакой склонности к творчеству.

– Я должен уточнить, мессер.

– Капельки росы, которых касались игривые лучи благодатного солнца, напоминали волшебные фонарики сказочного народца.

– Я запишу в примечаниях.

– Дословно, пожалуйста.

– Конечно, мессер.

Беседа неспешно текла в удивительно подходящем месте: в стоящей у самой воды беседке. Банир ластился к серым камням фундамента, и негромкий шум прибоя помогал адигену припоминать мельчайшие детали исторического утра. Валентин, по обыкновению облачённый в строгий тёмный костюм, белую, как пустынное солнце, сорочку и перчатки, стоял у балюстрады, Помпилио же развалился в роскошном, щедро позолоченном инвалидном кресле, больше походившем на передвижной трон, чем на скорбное седалище. Надобность в нём отсутствовала, но на дер Даген Тура периодически накатывали воспоминания «о временах, когда я был калекой», и тогда Валентину приходилось браться за ручки кресла.

– Облачённый в белоснежную шёлковую сорочку, серые кавалерийские рейтузы и блестящие сапоги…

– Кавалерийские рейтузы, мессер? – Валентин удивлённо поднял брови.

Помпилио был умелым наездником – так требовало положение, – но с отвращением относился к верховой езде.

– Да, Теодор, кавалерийские рейтузы, – не терпящим возражений тоном произнёс дер Даген Тур. – Я долго вспоминал, в чём был одет, и внезапно понял: кавалерийские рейтузы. Белая сорочка, серые рейтузы и чёрные сапоги дают великолепную цветовую гамму центрального образа.

– Картина получится великолепной, мессер.

– Рад, что ты понимаешь. – Адиген почесал кончик носа. – Солнечные лучи ещё не коснулись ямы, и она казалась чёрным пятном у моих ног, ужасающей дверью в неизведанное. Распахнутый зев пугал палачей, они отворачивались, и тогда я предложил им завязать глаза…

– Расстрельной команде?

– Это была шутка, Теодор, – устало объяснил Помпилио. – Я пребывал в прекрасном расположении духа.

– Да, мессер.

– А ты всё портишь.

– Сожалею, мессер.

– Оставь… – Дер Даген Тур пошевелил пальцами, припоминая окончание предыдущей фразы, и продолжил: – Они отказались, и картина приобрела законченность: мой величественный взор против их бегающих глазок.

– Я вижу происходящее как наяву, мессер, – не стал скрывать камердинер, продолжая заносить подробности в блокнот. – Великолепное описание.

– Классическое образование, Теодор: риторике меня учили лучшие преподаватели Линги, а литературный вкус достался от матери.

– Да, мессер.

– Надеюсь, ты не упустил какой-нибудь важной детали?

– Потомки бы мне не простили, мессер.

– Хорошо, что ты это понимаешь.

Помпилио считал эпизод расстрела ярчайшим событием путешествия в Линегарт, а потому рассказ о едва не случившейся экзекуции Валентин прослушал то ли сорок шесть, то ли пятьдесят два раза. Но адигена стали раздражать постоянно меняющиеся детали, и он велел камердинеру задокументировать историю.

Третий участник встречи, Бабарский, обладал удивительной способностью спать с открытыми глазами, и с его застывшего лица вот уже пятнадцать минут не сходило выражение неподдельного интереса.

– Полагаю, картину следует заказать Очиру Анаэлю, и выглядеть она должна фундаментально, достойно галереи изящных искусств Маркополиса, – принял решение адиген. И обратился к бедовому суперкарго: – Бабарский, в галерее есть место?

– Организуем, – пробормотал ИХ. – Там много картин, которым пора в частные коллекции.

– Бабарский, – укоризненно протянул Помпилио.

ИХ окончательно проснулся:

– Мессер?

Устроить суперкарго выволочку дер Даген Тур не успел: пришли плохие новости.

– Мне очень жаль, мессер, но Очир Анаэль умер, – некстати сообщил Валентин.

– Давно?

– Двести лет назад.

– Меня с утра знобило, – грустно вставил ИХ. – Наверное, последствия лирской лихорадки.

– Жаль, – протянул Помпилио.

– Спасибо, мессер.

– Я не тебе, – отмахнулся дер Даген Тур. – Жаль, что Анаэль умер так рано. Сюжет достоин кисти гения.

– Совершенно с вами согласен, мессер, – хором признали ИХ и Валентин.

– Кто из классиков жив и способен толково отобразить мою историю?

– На мой взгляд, лучше всех с работой справится Ду Эскланджело, – немедленно доложил камердинер. – Он идеально передает причудливый предутренний свет.

– Никаких сумерек! – категорически заявил Помпилио. – Зрители должны сопереживать и замирать, а не выискивать мою героическую фигуру на фоне тёмного леса. И бегающие глазки! Противостояние наших взглядов должно стать центральной осью картины.

– Поверьте, мессер: Ду Эскланджело – настоящий гений, – поддержал камердинера ИХ. – Героические фигуры с величественными взглядами – его конёк.

– Я уникален, – подозрительно скромно заметил Помпилио. – Я не могу быть коньком, за кого ты меня принимаешь?

– ИХ имел в виду, что Ду справится, – выручил Бабарского Валентин. – Маэстро немало тренировался на да́рах и прочих высокопоставленных особах и теперь готов взяться за ваш образ.

– Я чуть косноязычен после сильпильмильдерской чумки, – добавил Бабарский. – Вы ведь помните, что она поражает все подвижные органы.

– Ладно, пусть так, – поразмыслив, сдался дер Даген Тур. – Свяжешься с Эскланджело, когда вернёмся на Лингу.

– Да, мессер.

– И я передумал насчёт галереи, картину назовём «Мой расстрел» и отправим брату, пусть Антонио оценит, как я страдаю, отстаивая государственные интересы.

– Прекрасная мысль, мессер, – одобрил Теодор.

– Пусть повесит её в приёмной, чтобы министры и генералы видели, что такое настоящий патриотизм.

– Прекрасная мысль, – польстил суперкарго.

– Ну и задумывались о разном, – закончил Помпилио. – Сюжет располагает.

– А не лучше ли назвать полотно «Моя победа»? – осведомился предложить ИХ. – Пусть Эскланджело изобразит вас в момент избавления от палачей. Ну, там, дымящаяся бамбада, лицо победителя и красивая позиция.

– Не хочу быть увековеченным в окружении трупов провинциальных военных, – капризно изогнул губы Помпилио. – Художник должен передать мой гордый образ в момент наивысшей опасности. Я стою на краю гибели… И моё хладнокровие художник тоже должен передать. А военные ещё живы, с бегающими глазками. И потными ручками, в которых они держат некрасивое оружие.

– Омерзительный образ, мессер.

– Запиши обязательно.

Валентин продолжил чиркать карандашом, а дер Даген Тур покосился направо, где в густой тени вязов притаились несколько солдат. Такой же пост находился на противоположном краю пляжа и ещё три были разбросаны по территории парка. С тех пор, как Помпилио вернулся из Линегарта, виллу взяла под усиленную охрану рота лингийских егерей, число гостей было сведено к минимуму, поездки в город практически исключены. Дер Даген Тур заперся, но планету тем не менее не покидал. Выжидал, но никто не знал, чего именно.