Анатолий Дроздов - Кондотьер Богданов

– Понял, кондотьер! – рявкнул Конрад, вскакивая.

Колокола били часто и тревожно. Набат плыл над Плесковом и окрестностями, отражался от быстрых вод реки Великой, ударялся в высокие каменистые берега и гулким эхом уносился вдаль. Подчиняясь зову яростной бронзы, бежали к Плескову жители близлежащих весей и посада. Волокли на плечах наспех схваченные пожитки, тащили за руки малых детей, спотыкались, падали, вставали и вновь бежали к распахнутым настежь городским воротам.

«Безумцы! – подумал Готфрид, привставая на стременах. – Держать ворота открытыми в виду врага! Довмонт чрезмерно жалеет своих подданных. Что ж…»

Ландмейстер оглянулся. Принц Вальдемар догадался сам. Датская конница, скакавшая по новгородской дороге, увидела цель. Опустив копья, всадники устремились вперед. Сейчас они настигнут беженцев, размечут и на плечах безоружных ворвутся в Плесков. После чего братьям ордена главное – не опоздать…

Готфрид хотел отдать повеление, но не успел. С возвышения, мимо которого бежала дорога к Плескову, из-за тына, прямо в лица датчанам ударили стрелы. Передние кони преследователей сунулись мордами в землю, всадники вылетели из седел, следовавшие за ними стали натягивать поводья. Узкая улица не позволяла объехать упавших, задние конники налетали на передних, ряды датской конницы смешались. Из-за тына выстрелили снова, вызвав сумятицу и переполох в рядах погони. Тем временем отворились ворота в ограде, из них выскочили люди в длинных рясах с копьями и дубинами. Прежде чем преследователи опомнились, рясофорные прикололи раненых коней, загородив их трупами улицу, добили выпавших из седел датчан, подобрали их оружие и скрылись за захлопнувшимися створками. Из-за тына в гущу всадников вновь полетели стрелы. Конница подалась назад. Ландмейстер перевел взгляд на Плесков. Хвост толпы беженцев втягивался в ворота. Опоздали…

– Это что?! – проревел Готфрид, указывая на тын. – Отвечай! – крикнул Жидяте.

– Монастырь! – сообщил сотник. – Снетогорский.

– У вас монахи сражаются?

– Братья ордена тоже монахи.

– Наш орден военный! Обычные монахи сидят в монастырях и молятся. Они не прикасаются к оружию, это запрещено уставом. Почему ваши посмели?

– Не ведаю!

– Сам русский и не ведаешь?

– Господин! – поклонился Жидята. – Я по происхождению русский, но давно живу в Ливонии. Я не бывал в русских монастырях, меня туда не посылали.

Готфрид наградил сотника бешеным взглядом.

– Зигфрид!

Дюжий брат с крестом на белом сюрко подъехал.

– Взять! – велел ландмейстер, указывая на монастырь, и повернулся к Жидяте. – Где еще монастыри?

– Мирожский, за рекой.

– Этот взять тоже! Монахов, которые уцелеют, привести ко мне!

Зигфрид поклонился и ускакал. С высокого холма Готфрид видел, как две сотни пеших братьев, сержантов и кнехтов, закрываясь щитами, ринулись к монастырю. Вымуштрованные, опытные воины действовали слаженно. Пока кнехты прикрывали наступавших большими щитами, арбалетчики, прячась за ними, стреляли поверх тына, не давая монахам целиться. Несколько братьев и сержантов тем временем подбежали к воротам, замахали топорами. Полетела щепа. Спустя короткое время ворота распахнулись, нападавшие рванулись внутрь. Следом устремились кнехты. Готфрид довольно улыбнулся – никто не смеет противостоять ордену!

Не прошло и получаса, как ему привели и поставили перед конем человека в разорванной рясе. Руки монаха были скручены за спиной, голова разбита, но держался он прямо, глядя на ландмейстера спокойным взглядом серых глаз.

– Где остальные? – спросил Готфрид подскакавшего Зигфрида.

– Убиты. На них не было лат, даже кольчуг. Только рясы.

– Сколько их было?

– Семнадцать.

– Семнадцать монахов остановили датскую конницу? – Готфрид внимательней всмотрелся в лицо пленного. – Как звать тебя?

Подскочивший Жидята перевел.

– Иосаф! – ответил пленник звучным голосом.

– Ты монах?

– Игумен.

– Почему вы напали на нас?

– Напали твои люди, мои защищались.

– Конница скакала мимо!

– Чтоб разить безоружных. Это русская земля, иноплеменник, всякий, кто пришел сеять смерть, враг!

– Разве вы воины?

– На Руси каждый муж – воин.

– Твои монахи бились умело.

– В миру братья были боярами. Их с детства приучали к оружию.

– Тебя тоже?

– Я водил сотню.

– Вот как! – сказал ландмейстер. – Как сотник, должен был понять: силы неравны. Зачем погубил братьев?

– Срок земной жизни для монаха не имеет значения. Ибо сказал Господь: «В чем застану, в том и сужу!» Монах постоянно готов к смерти.

– Но они пали с оружием в руках, в состоянии смертного греха, не успев исповедаться и причаститься. Русские монахи не страшатся ада?

– Ты плохо знаешь Писание, чужеземец, хотя носишь крест на одежде. Помнишь слова: «Несть лучшей доли, чем положить живот свой за други своя»? Мои братья умерли за благое дело, твои псы сгорят в геенне!

– Не поразит ли нас сам Господь? – усмехнулся Готфрид.

– Пришлет он посланца, который прольет на вас с неба огнь смертоносный, как некогда сам Господь полил огнем и серою Содом и Гоморру, и сгинули нечестивые жители городов, погрязшие в мерзости…

– О чем это он? – спросил Готфрид Жидяту.

– Наверное, о Богдане и птице его. Монах не ведает, что брат Адальберт сразил дьявольскую птицу.

– Сразил ли? – ландмейстер впился взором в Жидяту.

– Сразил, господин! Сам видел, как арбалетчики, пустив стрелы, убили чародейку, а Адальберт ударил птицу копьем. Она не могла выжить!

– Гляди! – Готфрид повернулся к Иосафу. – Ты желал смерти, я дам тебе ее. Убей его! – он повернулся к Жидяте.

– Он монах, господин!

– Сказал, что воин.

– На нем ряса!

– Позволь мне! – сказал Зигфрид, извлекая из ножен меч. – Эти монахи дрались как черти. Брату Ульриху дубиной разбили голову, вряд ли выживет. Погибли двое сержантов и кнехты…

Готфрид кивнул, Зигфрид замахнулся.

– Прости их, Господи, ибо не ведают, что творят…

Иосаф не договорил. Тяжелый клинок разрубил его от плеча до пояса. Мертвое тело упало на вытоптанную копытами траву, оросив ее кровью. Жидята машинально перевел последние слова игумена. Лицо ландмейстера перекосилось. Русский не стал проклинать их перед смертью и даже не поручил свою душу Господу. Он простил своих убийц, как Христос на кресте, и теми же словами…

Думать об этом было неприятно, и Готфрид отогнал непрошеные мысли. Стал смотреть, как всадники и пешие заполняют пространство перед стенами. Датчане шныряли по брошенным в посаде домам в поисках поживы. Пусть! Жаль, конечно, что не удалось захватить Плесков с ходу, но этого не планировалось. К вечеру город все равно падет…