Вадим Панов - Последний адмирал Заграты

Одного-единственного взгляда хватило Мерсе, чтобы понять, что алхимическая лаборатория «Амуша» оснащена, — как и было обещано, — наилучшим образом. А вдумчивое знакомство с местом работы лишь подтвердило первоначальный вывод.

Во-первых, свет. Некоторые реакции должны проходить в полной темноте, и алхимикам приходилось занавешивать окна, что, мягко говоря, неудобно. Здесь же строители предусмотрели специальную зону с рабочим столом, в которой можно было создать и непроницаемую тьму и — с помощью дополнительных ламп — режущий глаза свет.

Во-вторых, библиотека. Некоторые устроители лабораторий — в основном дары и короли — отчего-то считали, что алхимик обязан помнить все опыты наизусть, и не предусматривали специального места для книг. В отличие от них, владелец «Амуша» не только установил в комнате большой книжный шкаф, но и наполнил его наилучшими справочниками и трактатами. Главным же богатством шкафа было последнее, седьмое, издание Алхимического Универсума — двадцать томов и еще шесть с официальными дополнениями.

В-третьих, печь. Важно поблескивающий атанор оказался «Делателем 2000», дорогущим шедевром знаменитой тинигерийской фирмы «Сиверс». Мало того — к объемистому и мощному атанору было подключено едва ли не все предлагаемое «Сиверсом» дополнительное оборудование, позволяющее точно регулировать нагрев, давление, менять размер рабочей зоны, а также совершать многие другие операции, о которых Мерса знал исключительно по рассказам рекламных агентов. Помпилио не обманул: «Делатель 2000» позволял создавать любые боеприпасы. Во всяком случае, все боеприпасы, которые мог выдержать ствол из жезарского сплава.

Вдоволь налюбовавшись на свой новый атанор, Мерса перешел к перегонному кубу. «Самовар 5.7» всё той же, становящейся уже привычной, фирмы «Сиверс», во всё той же, становящейся уже привычной, максимальной комплектации. Удобнейшее управление, сменные колбы — стеклянные и металлические, дополнительный блок, позволяющий устраивать «баню»… «Самовар» обрадовал алхимика не меньше «Делателя».

А еще устроители лаборатории не забыли об охлаждающей камере, компрессоре, емкости для выращивания кристаллов, жаровне, в которой можно было развести открытый огонь, весах обычных и весах аптекарских, а также о точнейшем хронометре фирмы «Муре».

На правой от двери стене висела искусно выполненная эмблема четырех элементов, классическая алхимическая карта, которую Мерса любил разглядывать во время размышлений. Получается, у Форцы была такая же привычка. А левую стену украшала прекрасная копия классической картины Рекбранда «Гермес Трисмегист познает секрет астрелия». Художник изобразил праотца всех алхимиков в момент создания первого инструмента из звездного металла, которым, по преданию, стал обыкновенный молоток.

«Терпи, учись и познавай!» — вспомнил Мерса девиз своего университета, хмыкнул и отправился познавать дальше.

Помимо книжного, в лаборатории было еще три шкафа: для инструментов и материалов. Внутри, как убедился алхимик, царил идеальный порядок. Предшественник, судя по всему, был большим аккуратистом.

«Или же его заставили быть аккуратистом, — подумал Мерса, припоминая чистые, словно стерилизованные помещения „Амуша“. — Валентин не позволит превратить цеппель своего обожаемого мессера в помойку».

На самой нижней полке инструментального шкафа лежал большой черный рюкзак, к лямке которого была прикреплена бирка: «Упаковано лично мной. Г. Форца alh. d.» Рюкзак оказался парашютом.

Упаковал, но воспользоваться не пришлось.

Алхимик вздохнул: «Надо научиться паковать парашюты» и закрыл шкаф.

В верхнем ящике письменного стола алхимик обнаружил два журнала. В первом Форца вел учет использованных материалов: ради интереса Мерса проверил количество ртути — оно совпало с указанным, второй же был рабочим, в котором Форца описывал поставленные опыты. Мерса небрежно пролистал страницы и выяснил, что главной его задачей будет изготовление сложных боеприпасов для обожаемых бамбад Помпилио и анализ минеральных пород. Впрочем, попадались и любопытные опыты — примерно год назад Форце пришлось добывать воду.

«Куда же вас тогда занесло?»

Мерса вернул журналы в стол, открыл следующий ящик, вытащил из него массивную шкатулку черного дерева, крышку которой украшала простенькая надпись: «Цейз», открыл и замер в восхищении.

Гоглы.

«И даже, чтоб меня в алкагест окунули, не гоглы, а — Гоглы!»

Потому что оказавшиеся в шкатулке рабочие очки алхимика были настоящим произведением искусства.

Мягкая, высочайшего качества резина плотно прилегала к лицу — не удержавшись, Мерса примерил находку. Оправа толстая, со съемным держателем для дополнительных линз, но при этом легкая, почти невесомая, предельно аккуратно сделана из ильского сплава. Линзы… В шкатулке их обнаружилось шестнадцать пар: из стекла и кесийского хрусталя, с диоптриями и без оных, с измерительными линейками и спаренные, прозрачные, черные, дымчатые, красные, синие… Отдельно лежали две мощные лупы. Все линзы — без малейшего изъяна, сделаны настоящим мастером для настоящего мастера.

«Не отдам! Никому не отдам!» Мерса закрыл шкатулку и провел по крышке рукой. Его собственные алхимические гоглы, старенькие и простенькие, показались на фоне этого великолепия детской игрушкой, жалкой пародией на настоящий инструмент. Они не просто потерялись, они были растоптаны и унижены. Они наглядно демонстрировали, с чем приходилось работать алхимику до сих пор, до того, как он оказался на «Амуше». Они показывали, как далеко он шагнул.

«Ладно, хватит слюни пускать! Деньги у меня теперь есть, как только окажусь в Ожерелье, закажу себе такие же. А эти нужно вернуть».

Мерса понял, что найденные им гоглы принадлежали Форце, и решил отдать их кому-нибудь из членов команды. Причем — немедленно, пока естественное желание обладать сокровищем не заставило его передумать.

«Но кому? — Алхимик вышел в коридор и задумался. — Капитану? А какое капитану дело до вещей Форцы? Галилею? Или Валентину?»

Заглянул в кают-компанию — пусто, Мерса хотел уйти, однако заметил на открытом мостике человека в кресле, сообразил, что это может быть только офицер, вышел и…

— Мерса! Вот вы где! А я вас целый час ищу… Я — Бабарский.

Потягивающий чай толстяк совсем не походил на человека, который весь последний час носился по цеппелю в поисках неуловимого алхимика. И даже последние полчаса. И даже последние пятнадцать секунд. Скорее он походил на умиротворенного поросенка, которого бережно завернули в теплую цапу и вынесли подышать свежим воздухом.