Кира Лихт - Пепел и пламя [litres]

– Дорогая? – прокричал папа с лестницы. – Мы дома! Спустись на минуточку.

Я собиралась крикнуть в ответ, что у меня нет времени, но потом передумала. Жестом попросила Эванджелину посидеть тихо и попыталась снять с пальца кольцо. Но куда там. Кольцо не сдвинулось ни на миллиметр, а, напротив, казалось, еще сильнее впилось в кожу. Теперь я чувствовала боль, когда тянула кольцо с пальца. Оно льнуло ко мне, как будто от этого зависела судьба мира.

Папа позвал снова, и я оставила попытки избавиться от кольца. Вместо этого схватила дневник и сбежала вниз по лестнице.

Мама с папой сидели за столом на кухне, между ними стояла тарелка со свежим сливочным пирогом.

– Привет, моя дорогая, – сказала мама. – Посиди с нами, съешь кусочек.

Я не хотела тратить время на споры, поэтому достала из шкафчика тарелку и села между родителями. Мама пододвинула мне десертную вилочку, а папа тем временем отрезал кусочек пирога.

– Что это у тебя? – поинтересовался папа.

– Какое интересное колечко, – одновременно с ним сказала мама. Взяла мою руку и поднесла к свету. – Господи боже. Оно что, золотое?

К этому вопросу я была готова.

– Нет, простая побрякушка.

– Даже не верится, – сказала мама, поворачивая мою руку то так, то эдак. – Посмотри, как сверкает, – повернулась она к папе. – Чего в наши дни только не делают.

– Да, выглядит симпатичненько, – сказал папа, взглянув на кольцо без особого интереса, и постучал пальцем по дневнику. – А это что у тебя?

– Похоже, это дневник Розмари.

– Какой еще Розмари? – спросила мама.

А вот папа сразу же оживился.

– Ты имеешь в виду мою бабушку? Розмари Давенпорт?

Я кивнула.

– Да. Думаю, это ее дневник. Ты, случайно, не знаешь, была ли она полевой медсестрой во время Второй мировой?

Папа кивнул.

– Да. Она была медсестрой и после войны. Изучала медицину, даже работала в какой-то английской больнице, пока они с мужем не эмигрировали в Америку. После брака Розмари взяла фамилию прадедушки – Маккензи. Мой отец родился уже в Вашингтоне.

– Значит, я – первая девочка в роду после того, как Розмари вышла замуж?

– Какой странный вопрос, – хихикнула мама. – Ты что, увлеклась оккультизмом?

Папа оставался серьезным.

– Да, так и есть. Я у родителей единственный ребенок, а у бабушки с дедушкой – Розмари и Кларка – не было других детей, кроме моего отца.

Мама театрально вздохнула:

– О боже, мы снова возвращаемся к истории о часах? – Она повернулась ко мне и сказала: – В семье твоего отца питали склонность к театральщине. И это притом, что они англичане! Подумать только…

– Ну спасибо, дорогая, – поморщился папа.

– Так это правда? Розмари написала в завещании, что часы должны перейти к следующей рожденной в семье дочке?

Мама снова вздохнула.

– Говорю же: склонность к театральщине. Мне не разрешали даже прикасаться к этим часам. Твой отец сторожил их как цепной пес.

– К последней воле следует относиться со всем уважением, – невозмутимо отозвался папа. – Мы хранили эти часы в надежном месте и отдали их Ливии, когда та подросла. Как Розмари и хотела. И, если память меня не подводит… – папа посмотрел на маму, – тебе, моя дорогая, достался бриллиантовый браслет, который дедушка подарил Розмари на двадцатую годовщину свадьбы. Он куда более ценный.

– Конечно, – отмахнулась мама. – Думаешь, я забыла? Просто меня не устает поражать эта история с часами. Некоторые люди придают таким вещах слишком большое значение.

Тут я решила вступиться за свою прабабушку:

– Мне не довелось встретиться с Розмари, но я каждый день благодарю ее за эти часы.

Я сунула в рот огромный кусок пирога, чтобы не высказать все, что думаю о маминых словах.

Мама, оказавшаяся в явном меньшинстве, соскользнула со стула и направилась к кофемашине.

– И снова они на одной стороне! Пожмите друг другу руки. Вы с отцом явно сделаны из одного теста. Я просто проходила мимо.

Папа улыбнулся у нее за спиной, покачал головой и придвинул к себе дневник.

– Где ты его нашла?

– Перед переездом в Париж я копалась в хранящихся на чердаке коробках.

Это объяснение я состряпала на скорую руку. Впрочем, я действительно копалась в коробках на чердаке. В одной и правда нашлись семейные реликвии от прабабушки и прадедушки. Мне оставалось лишь дать волю своему воображению, чтобы объяснить находку дневника. Меньше всего мне хотелось рассказывать родителям о Грайах.

– В парочке коробок лежали семейные ценности. Дневник был спрятан в старом пальто. В подкладке. Я нашла его случайно.

– Вот это да, – отозвался папа, внимательно пролистывая дневник. – Жаль, что почти ничего нельзя разобрать. Но это точно почерк Розмари. Может, нам отреставрировать дневник? Тогда вы могли бы прочитать об этом больше.

В ответ я лучезарно улыбнулась и сказала:

– Отличная идея, пап.

– Я позвоню одному своему другу из Вашингтона. Он давно коллекционирует антиквариат и разбирается в таких вещах. Может, он знает какого-нибудь хорошего парижского мастера.

– Было бы здорово! – воскликнула я, бросившись папе на шею. – Спасибо!

Тот, похоже, растрогался.

– Не за что. В конце концов, дело касается истории нашей семьи.

– К слову о семье и историях, – вмешалась мама, – я хочу позвонить маме. Если что, я в гостиной.

Папа протянул мне дневник и сказал:

– Положи его к себе, пока мы не найдем какого-нибудь реставратора. А сейчас мне нужно вернуться к работе. – Он внимательно посмотрел на меня. – Ты в порядке, милая? Выглядишь устало.

– В школе сейчас дел невпроворот, – уклончиво ответила я.

– Ты не боишься этой штуковины в небе?

– Ты про звездную туманность? Нет, не боюсь. Говорят, она не опасна, поэтому я о ней даже не вспоминаю.

– И хорошо. Говорят, такие природные явления случаются каждые несколько тысяч лет. Со временем они исчезнут сами собой. Дорогая, ты же знаешь, что я тебя всегда выслушаю? – спросил папа, ободряюще глядя на меня. – Со мной ты можешь поговорить обо всем.

Кивнув, я снова его обняла. Мне ужасно захотелось обо всем ему рассказать! Возможно, папа многое бы не понял, но он бы все равно это принял. В эту секунду я больше всего хотела все ему выложить. Папа крепко обнимал меня, поглаживая по спине. Но я боялась, как отреагирует мама. Родители ничего друг от друга не скрывают, а это значит, мама неизбежно будет вовлечена в этот разговор. Мне вспомнилось, как отреагировала мама, когда я пожаловалась на странные симптомы, которые сопровождали пробуждение моих сил нимфы. Мама обвинила во всем фантастические книги, которые я читаю, и фантастические сериалы, которые смотрю. Она не восприняла меня всерьез и отправила к врачу. Нет, родители – не те, кому можно все рассказать. Они меня не поймут.