Кира Лихт - Пепел и пламя [litres]

Удивленно уставившись на старика, я спросила:

– Что вы имеете в виду?

Морщинки вокруг его глаз стали глубже.

– Ваша аптечка – настоящий антиквариат. А вы не знали?

Я покачал головой.

– Нет, я в этом не разбираюсь.

– Она времен Второй мировой войны. Британская модель. Эта малышка… – старик постучал пальцем по крышке чемоданчика, – точно была на фронте. Только посмотрите, в каком она состоянии. Вы слышали, что Вторая мировая война была известна своей плохой погодой? Казалось, сама природа противилась людским разногласиям. – Он кивнул, подкрепляя свои слова. – Да, в окопах было влажно и сыро. Один из моих братьев когда-то торговал всяким военным антиквариатом, поэтому я в этом разбираюсь. Нашему отцу повезло: он был летным инструктором, и его не призвали на фронт. Но я читал дневники фронтовиков. Сколько ужасов они пережили! Эх, сколько бы всего поведала эта маленькая коробочка, если бы могла говорить!

Я закивала, очарованная услышанным:

– Согласна. Жаль, что ее нельзя открыть. Кажется, внутри что-то лежит.

– Скорее всего, старые бинты или ножницы. Эти аптечки принадлежали военным медсестрам. С такими они приезжали в лазареты. Врачи, особенно хирурги, носили большие кожаные чемоданчики, в которые клали свои инструменты. Но время разрушило большинство этих чемоданчиков. – Старик снова постучал по аптечке. – Были же в то время храбрые девушки! Они были тогда ненамного старше вас. Они бросали школы и становились медсестрами, чтобы с передовой помогать своим братьям, отцам и друзьям. В окружении погибших и оглушительного шквала пуль этим девушкам удавалось сохранять трезвую голову. Они спасли множество жизней.

Я растроганно улыбнулась:

– Видимо, вы читали много таких дневников?

– Ну, семьи тех, кто вернулся домой, зачастую не уничтожали свои воспоминания. Но сейчас на рынке появляется все больше таких дневников – потому что подрастает третье или четвертое поколение, которое больше не знает этих людей лично. Для которых эти воспоминания не имеют значения и кто не хочет ничего знать о войне. Чем больше их выходит на рынок, тем больше падает спрос. Это естественно. Но я все равно считаю, что эти воспоминания должны сохраниться. Их стоило бы поместить в архив и, возможно, объединить. Кто знает, может, где-нибудь найдутся дневники людей, которые работали вместе. Сражались бок о бок. Можно было бы представить, что эти люди нашли друг друга спустя все эти годы.

– Замечательная идея. Было бы здорово создать такой проект. С интернетом это будет несложно.

В следующую секунду поезд резко тронулся.

Старик пожал плечами.

– Интернет мне не по зубам. Я в нем не разбираюсь. Мой внук разбирается, иногда он помогает, когда мне, например, нужно обратиться к врачу. Он что-то печатает в этом своем компьютере, и мы узнаем, где находится самый лучший специалист. Удобно.

– Да, очень. Здорово, что внук вам помогает.

– Он хороший мальчик, – сказал старик и снова посмотрел на чемоданчик. – Дайте на секунду эту упрямую штуковину.

Я молча передала чемоданчик.

Старик попытался открыть защелки. Они чем-то напоминали защелки, которые в наши дни устанавливают на детских чемоданчиках, но были куда больше и массивнее. Да и ржавчина, наверное, сделала свое дело. Пальцы старика сильно пострадали от артрита – похоже, он всю жизнь работал руками. Но поэтому он был сильным, именно благодаря чему один из замков вскоре приоткрылся.

Я чуть не подпрыгнула на месте.

– Быть не может! Какой же вы сильный!

– Я всю жизнь проработал столяром, – улыбаясь, сказал старик. – В этом деле без силы никак. Подождите, я попробую открыть второй замок.

С этими словами старик просунул палец под защелку и потянул ее наверх. Металлическая защелка стонала и сопротивлялась.

– Какая же ржавая… – фыркнул старик, сделал глубокий вдох и сказал: – Подождите, сейчас я с ней справлюсь.

– Будьте осторожны! Ржавый металл бывает очень острым.

– Кожа у меня на руках толстая, как у слона. Тому, кто работал с деревом более сорока лет, никакие занозы не страшны.

Вторая защелка поддалась, и замок открылся.

Вот это да! Я едва сумела справиться с удивлением.

– С ума сойти! Большое вам спасибо.

Старик не стал приоткрывать чемоданчик, а положил его мне на колени.

– Держите. Не хотите ли взглянуть?

В следующую секунду объявили мою остановку. Мне следовало бы вскочить и выбежать из вагона, но я сочла это невежливым. Можно проехать лишнюю остановку, выйти и поехать обратно. Или немного пройтись пешком – здесь, в центре, станции расположены близко друг к другу.

– Давайте вместе посмотрим, что внутри, – предложила я, взглянув на старика.

Его глаза загорелись восторгом.

– С удовольствием.

Я приподняла крышку чемоданчика. Та заскрипела, как двери в замке с привидениями.

Внутри находился всего один предмет, а именно – тетрадь в кожаном переплете, перевязанная шнурком. «Diary» – стояло на обложке. Английское слово, обозначающее «дневник».

– Дневник! Надо же, вам повезло, – пробормотал старик. – Представьте, сколько времени он лежал в этом чемоданчике и ждал, пока его найдут. Замок давно никто не открывал, поверьте мне на слово. Я за свою жизнь установил множество замков и повидал множество старой мебели. Должно пройти несколько десятилетий, чтобы слой ржавчины стал таким толстым. Готов спорить, дневник спрятали в чемоданчик после войны, и с тех пор к нему никто не притрагивался.

– Можно взять его в руки? – спросила я.

– Ну он кожаный, так что сохранился неплохо. Кожа проходит испытание временем, она прочная. Вопрос в том, в каком состоянии бумага. Если чемоданчик хранился во влажном месте, то из-за влаги чернила могли расплыться.

Я осторожно взяла дневник в руки и развязала шнурок. Открыла и пролистала несколько страниц, дотрагиваясь до них кончиками пальцев. Страницы были исписаны изящным почерком. Как ни странно, я была абсолютно уверена, что он принадлежал женщине. Записи были сделаны на английском языке. Старик наклонился ко мне, но, похоже, он не очень хорошо знал английский.

– Этот дневник проделал долгий путь, – заметил он. – Вы нашли настоящее сокровище. Берегите его.

– Больше вам спасибо за помощь.

Похоже, дневник и правда не раз подвергался воздействию влаги: некоторые записи были слегла расплывающимися, но разобрать их было можно. Я прочитала несколько предложений. Вне контекста они не имели смысла, но было ясно, что речь в них идет о войне.

– Здесь написано о войне, – сказала я.

– Если вы знаете английский, то прочтите его с самого начала. Этот документ – свидетель того времени.

– Да, именно так я и сделаю.

Старик снова улыбнулся.