Хафса Файзал - Избавители звезд [litres]

Но когда он открыл рот, все заготовленные слова истаяли.

«Честность» , – прошептала Зафира в его голове. Что ж, быть честным было проще, когда люди не связывали с тобой никаких ожиданий.

– Моя мать когда-то сказала, что я был рождён принять венец и удерживать смерть в кулаке, – проговорил Насир – гораздо тише, чем до этого говорил глашатай, но с балкона его голос разносился далеко над двором и улицами. – В последнем я преуспел. Я убивал отцов и матерей. Возлюбленных и сановников. Каждая из этих смертей оставила свой след.

Шёпоток прокатился по рядам людей – его людей.

– Я не… – Он осёкся, стиснув зубы, потом продолжал: – Я не буду просить о прощении. Я буду просить о вере – в меня, в силу трона. О вере в то, что Аравия вернётся к величию. О вере, что наша торговля снова будет процветать, наши города – блистать. О вере в то, что однажды ваши дети будут вспоминать эти тёмные дни как нечто давно минувшее.

Его взгляд скользил по собравшимся, и наконец он увидел молодую женщину, пробирающуюся сквозь толпу. Точёный профиль, ледяной взгляд…

Она всё же пришла. Её глаза горели гордостью. Её улыбка была полна светлой печали.

«Честь – важнее сердца», – когда-то сказала она. Всё, что она делала, она делала ради любви. Ради чести. Ради того, что было правильно.

Когда Зафира наконец забрала Лану из Тальджа, встретилась с Ясмин и вернулась во дворец султана, толпа людей, собравшихся, чтобы увидеть коронацию, была непреодолимой. Приглушённый шёпот и любопытство отчётливо свидетельствовали о том, что Аравия всё ещё боялась его, Принца Смерти. Но раз уж Насиру под силу оказалось изменить её, Зафиры, сердце, он сумеет изменить и тысячи других сердец.

Девушка потащила сестру через толпу.

– Это всё ты виновата.

Зафира оставила Сахара как раз поэтому, меняла коней на переправах, гнала без устали, но всё равно опоздала.

– Я не виновата, что ты не научила меня держаться в седле так же хорошо, – жаловалась Лана. У неё хватило ума не напоминать, что часть промедлений в пути была связана с тем, что рана Зафиры болела и её необходимо было перевязывать.

– Она права, – заметила Ясмин.

У чёрного древа Зафира остановилась, подняла голову, глядя на ветви, тянущиеся к небесам. Теперь на ветке больше не было белой розы, но, проходя мимо, девушка даже не услышала – ощутила шёпот, в который вслушивалась раньше.

– Qif, – окрикнул их стражник в серебряном плаще, стоявший у дверей. – Никому нельзя внутрь.

Зафира замерла, а Лана вскинула голову. Ясмин уперла руки в бока:

– Мы приглашены.

Один из стражников коротко рассмеялся.

– Ага, и вы, и любой простолюдин здесь.

– Я… – Зафира чуть не сказала «Охотник», но слово истаяло на губах, ведь больше не было Арза, где она охотилась. Она уже не была ни охотником, ни охотницей.

Она была простолюдинкой, как и сказал стражник.

– Okhti, – прошептала Лана рядом, и Зафира опомнилась, глядя на сурового стражника, спускавшегося по ступеням.

Зафира схватила Ясмин за руку, и все трое отступили в толпу, протолкнулись дальше, пока наконец не нашли место, откуда можно было видеть Насира. Принц уже обращался к толпе с речью.

– Прости, – тихо проговорила Лана, но Зафира и Ясмин шикнули на неё.

В следующий миг взгляд Насира выхватил Зафиру в толпе. Принц замер, помедлив, улыбнулся, и в его взгляде отразилась настоящая радость. На правой щеке девушка увидела ямочку, унаследованную им от матери.

Несколько человек обернулись к Зафире, чтобы посмотреть, кто же украл внимание их султана, и девушка не сумела удержаться от широкой улыбки.

А потом Насир начал говорить… и обрёк себя сам.

Некоторые решения просто нельзя изменить. Насир прекрасно знал это, когда произносил следующие слова.

– Ещё много тайн вам придётся познать в грядущие годы, много истин открыть. И одна из этих тайн – султанша Аравии, Анадиль, не сафи. Но она и не человек. Она была последней из Сестёр Забвения, Стражем Шарра.

Толпа взорвалась возгласами изумления. И снова Насир посмотрел на неё, свою прекрасную газель. Удерживая его взгляд, Зафира шептала ему что-то, прижимая к себе сестру.

– Я – её сын, но не перворождённый. Меня растили как принца, но мне не были даровано сердце и дух истинного владыки.

Гудящая толпа погрузилась в тишину после этого признания. Взгляды zumra прожигали его насквозь, и в тишине он слышал невысказанные вопросы, самый громкий из которых исходил от матери.

– Однако первый сын моей матери наделён этими дарами. Он сражался и истекал кровью за наше королевство, удерживал тьму, берёг жизни наших людей, хранил надежду, когда казалось, что всё было потеряно. В то время как я исполнял ужасные жестокие приказы, безжалостно убивая. – Голос Насира зазвучал громче. Эту истину он готов был выжечь на скрижалях истории, если придётся. – И если кто-то действительно заслуживает того, чтобы занять Позолоченный Трон – так это он. Мой брат.

Насир глубоко вздохнул, тяжело оперся на перила перед собой, чувствуя бремя того, что собирался сделать.

– Альтаир аль-Бадави.

Это имя оказало буквально волшебное воздействие.

Радость захлестнула собравшихся, и в их криках звучали торжество и ликование. Насир знал – не все поверят, что Альтаир приходится ему братом. Знал он и то, что найдутся люди, которые будут искать в родословной Альтаира имя отца. И те, кто бросит ему вызов.

Но пока их любви к нему и всего, что Альтаир сделал для них, было достаточно.

Насир скрылся внутри, ожидая, что вспыхнет горечь, но чувствовал только гордость. Он ощущал себя чистым и целостным.

Покрутив золотой венец в руках, принц проговорил:

– Не знаю, будет ли тебе впору, но…

– Ты рехнулся? – прорычал Альтаир.

Кифа ухмылялась до ушей.

– А ты хорош, когда нервничаешь, – серьёзно сказал Насир.

Альтаир взволнованно провёл ладонью по волосам, взъерошив их ещё сильнее и попутно уронив тюрбан. Отвернувшись к стене, он сглотнул и несколько раз вздохнул.

– Но если я приму венец… – начал он, оборачи– ваясь.

– Никаких «если». Я не собираюсь возвращаться туда и сообщать им, что пошутил, – заявил Насир.

– А что ты будешь делать?

Это был тот редкий момент, когда Насиру было что ответить.

– Трон Сарасина всё ещё пуст.

– Сарасина? – Альтаир удивлённо изогнул бровь.

Насир криво усмехнулся:

– Ну, в конце концов, я всё ещё сын моего отца.

И дело было не только в этом – в чём-то гораздо большем. Он дал слово, что исправит свои ошибки, а больше всего бед он принёс именно Сарасину. Сарасин страдал от ударов его клинка. Сарасин был местом, где он понял, что не может жить без Зафиры, местом, где они вместе одержали победу, мудрую, тактическую.