Джон Норман - Мятежники Гора [ЛП]

— Я надеюсь быть принятым им, — сказал фокусник, — чтобы получить возможность убить его.

— Я искал вас именно потому, — признался я, — что Вы можете провести меня к Лорду Ямаде.

— Вы хотите оспорить у меня его голову? — осведомился он.

— Ни в коем случае, — поспешил заверить его я. — Меня не беспокоит ни его жизнь, ни его смерть. В этом деле есть кое-что, что не так явно бросается в глаза.

— Можно увидеть летящий листа, гнущееся на ветру дерево, но не сам ветер, — сказал фокусник.

— Есть подозрение, — пояснил я, — что за одной войной, скрывается другая.

— Как за одним зданием нельзя рассмотреть другого? — уточнил фокусник.

— Примерно так, — кивнул я.

— Чем я могу быть вам полезным?

— Возьмите нас четверых с собой во дворец, — попросил я.

— Вас всё же интересует Лорд Ямада? — спросил он.

— Только как путь к поискам кое-кого другого, — ответил я. — Мы охотимся на большого зверя.

— На железного дракона, — заключил фокусник.

— Да, — подтвердил я.

— Мне понадобятся четверо сопровождающих, — сказал он.

— Отлично, — улыбнулся я.

— Хо! — услышали мы, а обернулись.

— Это — крестьянин, — прокомментировал Таджима. — Эйто.

— С рабыней! — добавил Пертинакс.

К нам действительно приближался тот самый товарищ, который предоставил свою рабыню для демонстрации мастерства фокусника, а потом оплатил рис, принесённый помощником продавца. Рядом с ним, ведомая за волосы, согнутая в поясе, спотыкаясь, семенила едва прикрытая короткой туникой юная красотка рабыня. Во что одевать рабыню, и одевать ли вообще, решать её хозяину. Это было одними из первых уроков Незуми, который ей пришлось изучить.

— Благородный, — обратился к фокуснику остановившийся рядом с нами крестьянин.

Тот неглубоким поклоном дал ему понять, что готов выслушать.

— Дважды, — заговорил крестьянин, — благородный разрубил рис на лбу этого никудышного создания, но заплачено ему было лишь единожды.

— Однако пари мы заключали только одно, — напомнил ему фокусник, — таким образом, и приз должен быть один.

— Этот Изо, лучший меч гвардии сёгуна, — кивнул Эйто в сторону обезглавленного трупа, — убил четырёх моих односельчан.

— Я уверен, что в этом не было никакой необходимости, — предположил фокусник.

— И вот теперь Изо мёртв, — подытожил крестьянин.

— Боюсь, в этом тоже не было необходимости, — развёл руками фокусник.

— Я рад, и все жители моей деревня тоже будут обрадованы, — сообщил ему Эйто.

— Тогда и я порадуюсь вместе с вами, — сказал фокусник.

— Вот взгляните, — предложил Эйто, — я вырастил это худосочное, никчёмное, тощее создание и теперь не знаю, к чему его приспособить, но я заметил, что воины рассматривали её с интересом.

На мой взгляд, ему можно было поверить. Её рабские формы пока были скромными, но уже однозначно интересными. Года через два — три даже пани могли бы задуматься о том, чтобы надеть на неё ошейник, чтобы кто-нибудь ненароком не увёл это сокровище.

— Рис нынче дорог, — вздохнул крестьянин. — А монеты — большая редкость.

— Ты мне ничего не должен, — заверил его фокусник. — Оставь её себе.

— Да за то, что Вы сделали, — воскликнул Эйто, — убив Изо, бич дюжины деревень, целой деревни будет мало!

— Оставь её себе, — попытался настоять фокусник.

Сама рабыня не смела даже рта открыть.

Мужчина разжал пальцы, выпустив волосы девушки, и скомандовал ей:

— Выпрямись, держи спину прямо, ничтожное создание. Положи руки на затылок. Теперь прогнись назад!

«Да, — подумал, — однозначно, рабские формы. Как же красивы женщины!»

— Она не плата, благородный, — пояснил Эйто. — Она даже не подарок. Но я в вашем присутствии объявлю о её бесхозности.

— Не надо этого делать, — попросил фокусник.

— Тогда, — пожал плечами крестьянин, — мы заберем её в деревню, перережем ей горло и оставим в поле на корм джардов.

— Ладно, — вздохнул фокусник. — Объявляй её бесхозной.

— Ты бесхозная рабыня, — сообщил девушке Эйто, а потом хитро улыбнулся, поклонился и неспешной походкой направился прочь.

Этот Эйто, решил я, был человеком недюжинного ума. Неудивительно, что он, пусть и крестьянин, носил в своём кошельке шнурок с монетами.

— Опустись на колени, — велел я испуганно смотревшей на нас девушке.

Я просто не хотел, чтобы она под влиянием момента, по глупости или по причине паники, попыталась убежать, но не успел я договорить, как она уже стояла перед нами на коленях.

Положение на коленях — это не просто поза подчинения, это — ещё и та поза, в которой рабыня со всей отчётливостью осознаёт свою беспомощность.

Довольно интересно, как по-разному может быть пережита одна и та же поза, скажем, коленопреклонённая. Для свободной женщины это могло бы стать отвратительным оскорблением, унижением и даже осквернением и деградацией, но рабыня будет только приветствовать это, поскольку осознаёт подходящесть этого, испытывая теплоту, удовольствие и желание. Это — прекрасное выражение рабства, которого она жаждет и в котором она как рыба в воде. Это — прекрасное выражение её покорности своему господину, её полной перед ним капитуляции как женщины. Она больше не принадлежит себе, отныне она — его собственность. На коленях, подчинённая, она та, кто она есть, и кем хочет быть. Она хочет любить и служить, полностью и самоотверженно. У неё нет никакого желания быть равной своему господину. Она хочет быть рабыней своего господина. Даже свободные женщины понимают это, поскольку они тоже женщины.

— Ты — теперь бесхозная рабыня, — сообщил я ей.

— Да, Господин, — испуганно пролепетала она.

— И, так как Ты — бесправная рабыня, — продолжил я, — права на тебя может заявить любой свободный человек.

— Да, Господин, — прошептала девушка.

— И с того момента, как кто-то об этом объявит, Ты будешь принадлежать тому человеку полностью, — пояснил я.

— Я понимаю, Господин, — кивнула она.

— И сама Ты с этим ничего поделать не можешь, — предупредил я.

— Я знаю, Господин, — ответила рабыня.

Иногда бывает так, что женщина порабощена, но не востребована. В такой ситуации она должна ждать, c волнением и тревогой, решения своей судьбы, возможно, зная, что её осматривают и оценивают те, кто может заявить на неё свои права. Ей не возбраняется, конечно, поскольку она ничья, попросить того или иного конкретного мужчиной, потребовать её себе. Впрочем, даже находящейся в собственности рабыне, которую выставили на продажу, никто не запрещает произнести: «Купите меня, Господин». В действительности, фраза «Купите меня, Господин» зачастую требуется от девушек, выстроенных с демонстрационную линию для продажи, сидящих на рабских полках, в выставочных клетках и так далее.