Джон Норман - Контрабандисты Гора [ЛП]

— Как рабыня может быть особенной? — осведомился он.

— Я не хочу, чтобы Вы меня продавали, — призналась я.

— У тебя нет права голоса в этом вопросе, — напомнил мне господин.

— Я попытаюсь быть такой, чтобы Вы не захотели меня продавать.

— Возможно, я и не захочу тебя продавать, — пожал он плечами.

— Я очень надеюсь, что такого желания у вас не возникнет.

— Ты, конечно, и я это могу утверждать с полной уверенностью, принадлежишь к тому виду шлюхи, которые превосходно выглядят у ног мужчины, — заявил мой похититель.

— Мне остаётся только надеяться, что у меня получится сделать так, что Господин будет доволен мною, — сказала я.

— Получится, — ухмыльнулся мужчина, — в противном случае, Ты будешь наказана.

— И Вы стали бы бить меня плетью, — спросила я, — если бы я вам в чём-то не угодила?

— Разумеется, — заверил меня он, — причём немедленно и без жалости.

— А что будет написано на моём ошейнике? — полюбопытствовала я.

— То, что захочу я, — отмахнулся от меня мой владелец.

— Жаль, что я не умею читать, — вздохнула я.

— И тебя не будут этому учить, — сообщил мне он. — Ты больше нравишься мне такой, какая Ты есть, неграмотной. Это даст мне больше власти над тобой.

— Я даже не буду в состоянии прочитать свой собственный ошейник? — спросила я.

— Нет, — подтвердил он. — Но я скажу тебе, что там будет написано.

— А что там будет написано? — не унималась я.

— Возможно, что Ты — никчёмная тарскоматка, — буркнул мужчина.

— И кому будет принадлежать эта никчёмная тарскоматка? — поинтересовалась я.

— Мне, — отрезал он.

— Уверена, на моём ошейнике должно быть указано имя моего хозяина, — предположила я.

— Оно там обязательно будет, — пообещал мой господин. — Ты будешь ясно идентифицирована как моя собственность.

— И что же там можно будет прочитать, Господин? — снова спросила я.

И тогда, наконец, он сказал мне, что какова будет надпись на моём ошейнике, и я впервые услышала имя моего владельца, которое, по очевидным причинам, не должно появиться здесь.

— Красивое имя, — признала я.

— Оно не красивое, — буркнул он. — Оно сильное.

— В любом случае, — улыбнулась я, — это — имя моего Господина.

— Вот и не забывай об этом, — нахмурился мой похититель.

— Я вряд ли смогу забыть об этом, — заверила его я, — поскольку оно будет заперто на моей шее.

— Теперь Ты можешь поцеловать мои ноги, — намекнул он, — и поблагодарить меня за привилегию ношения моего ошейника.

— Рабыня, — сказала я, стоя на коленях и, снова и снова, прижимаясь губами к его ногам, — благодарит своего Господина за его ошейник.

— Продолжай, — велел мой владелец. — Мне приятно.

— Я ваша, покорная и принадлежащая, — объявила я. — И я хочу, чтобы это было так и никак иначе.

— Никак иначе не будет, — заверил меня он.

— Да, Господин, — прошептала я.

Какой счастливой я чувствовала себя у его ног. Как радостно было сознавать себя рабыней у ног своего Господина. Могут ли это понять, спрашивала я себя, свободные женщины? Дано ли свободным женщинам понять, что значит отдаться полностью, безоговорочно сдаться, любить и служить, не прося ничего и надеясь отдать всё? Впрочем, подумала я, не исключено, что многие из свободных женщин вполне могут понять это, а некоторые так наверняка, ведь что есть свободная женщина, как не рабыня на которую пока не надели её ошейник?

— Ещё, — потребовал мой господин, — ещё изысканнее, красотка кейджера.

— Да, Господин, — прошептала я.

Я не знаю, что на меня нашло в следующий момент, какой безумный импульс охватил меня. Я подняла голову и посмотрела на него, радостно и дерзко.

— Что случилось? — удивился мой владелец.

— Я не желаю для себя ничего иного, не хочу никакого другого пути, — заявила я. — Но что насчёт Господина?

— Не понял, — уставился на меня он.

— Быть может, Господин предпочел бы освободить меня, как я ранее предположила, а затем предложить мне заключить компаньонство, каковое предложение я могла бы, принять, если это меня устроит, или если прихоть возобладает надо мною, отвергнуть?

— Опять хочешь поиграть со мной? — осведомился мужчина.

— Значит, я могу заключить, — подытожила я, — что Вы намерены держать меня как рабыню.

— Ты действительно думаешь, — поинтересовался он, — что я позволил бы рабыне убежать от её цепей, любой рабыне, в том числе и такой рабыне, какой являешься Ты?

— Я не знаю, — пожала я плечами, а затем, решив, что это не будет лишним, добавила: — Господин.

— Ты — слишком рабыня, чтобы быть свободной, — усмехнулся мой похититель. — Вы слишком красива и возбуждающа для свободной.

— О-о? — удивлённо протянула я.

— Каждая клеточка твоего тела — клеточка рабыни, — заявил он.

— Да, мой Господин, — согласилась я.

— Ты — рабыня, — констатировал мой владелец.

— Да, мой Господин, — подтвердила я.

— И твой поведение стало причиной моего неудовольствия, — сообщил мне он.

— Я очень надеюсь, что я не сделала ничего, что было бы неприятно моему Господину, — пролепетала я.

К моему испугу мужчина рывком поставил меня на ноги, сдёрнул с меня свою куртку меня и потянул кончик раздевающего узла на моём левом плече. Туника мягко соскользнула вниз и легла вокруг моих лодыжек. И тогда он взял длинный шнур и связал им мои запястья, после чего толкнул меня на колени, а свободный конец шнура, привязал к стволу дерева, росшего примерно в ярде от меня.

— Господин? — дрожащим голосом произнесла я.

— Кто Ты? — спросил он.

— Рабыня, Господин, — ответила я.

— Уверена ли Ты в этом? — осведомился он.

— Я не знаю! — сказала я.

— Скоро Ты в этом убедишься, — пообещал мой похититель.

— Что собирается делать Господин? — спросила я, бросая взгляд через плечо.

К своему ужасу я увидела, что он достаёт из своего рюкзака плеть.

— Пожалуйста, не бейте меня! — взмолилась я.

Но он не стал слушать свою рабыню, обрушив на её спину град ударов.

После этого мой владелец опрокинул меня на спину и, схватив лодыжки, оттащил от ствола дерева так, чтобы мои связанные запястья повисли высоко над моей головой. А потом я была использована для его удовольствия, как рабыня, которой я была.

Закончив с этим, мужчина отвесил мне две пощёчины. Никакой жалости. Моя голова дважды мотнулась из стороны в сторону.

Наконец, он развязал мои запястья и бросил мне тунику, которую я тут же натянула на себя. Затем снова накинул куртку на мои плечи.

Сразу стало теплее.

— Ну что, Ты всё ещё думаешь, что я тебя освобожу, соблазнительная кейджера? — поинтересовался мой владелец.

— Нет, Господин, — ответила я.

У меня теперь отпали все сомнения относительно моей неволи. Я теперь сознавала себя рабыней, и только ею. Мною были недовольны, что ж, я была наказана за это, «немедленно и без жалости». Если до этого у меня и были какие-либо сомнения относительно моей неволи, то теперь они были рассеяны окончательно. Вопрос был прозрачен и прост. Я была рабыней, и только этим. Моё поведение не понравилось моему господину? Его плеть моментально дала мне это понять. Бесполезно уговаривать плеть, её тугая кожа неумолима.