Джон Норман - Контрабандисты Гора [ЛП]

— Я разочарован, восемнадцатая, — покачал головой мужчина в синей одежде.

— Простите меня, Господин, — пролепетала рабыня.

— Ты неловко двигалась, — сообщил он ей, мягким голосом, словно желая пожурить. — Ты была неуклюжа. Фактически, Ты упала. Это свободные женщины могут позволить себе двигаться неловко, неуклюже, натянуто, однако они в своём праве. Но Ты, Ты должна иметь в виду, что Ты больше не свободная женщина. Теперь Ты — кейджера. Уверен, тебе известно, что кейджеры должны двигаться красиво, с очарованием и изящностью, а в ситуации вроде этой, только с разрешения.

— Да, Господин, — всхлипнула восемнадцатая.

— Я надеюсь, Ты не поранилась? — осведомился он.

— Нет, Господин, — ответила девушка.

— Ты не имеешь права на это, поскольку Ты — чья-либо собственность, — напомнил ей мужчина. — Твой хозяин не обрадовался бы, узнав, что Ты понизила ценность его имущества.

— Да, Господин, — простонала она.

Я не думала, что ей был известен её хозяин. Не больше, чем всем остальным нам, присутствовавшим в подвале. Мы понятия не имели, ни кем мы были куплены, ни по какой причине. Разве что, основываясь на слухах, мы пришли к выводу, что нас должны были отправить куда-то на север, в некий неизвестный пункт на побережье.

— Отпусти её, — велел товарищ в синей тунике охраннику.

Девушка тут же упала на колени, опустив голову к самым ногам мужчины с доской и карандашом.

— Я была из Торговцев, — глотая слёзы, попыталась оправдаться она, — из Высоких Торговцев!

— Больше нет, — заметил товарищ в синем.

— Да, Господин, — не могла не признать рабыня.

— Теперь Ты сама — товар, — добавил он.

— Да, Господин, — согласилась она.

— Тебе очень повезло, что в своём коротком, глупом и опрометчивом побеге Ты не успела добраться до лестницы, — сказал мужчина.

— Да, Господин.

— Иначе Ты была бы наказана.

— Да, Господин, — прошептала восемнадцатая. — Спасибо, Господин. Простите меня, Господин.

— Тебе не кажется, что было бы уместно выразить благодарность тому, кто спас тебя от избиения? — намекнул он.

— Да, Господин, — поспешила согласиться рабыня.

Она повернулась и поползла к тому из охранников, который пресёк её столь опрометчивое бегство.

— Спасибо, Господин, — прошептала девушка и, опустив голову, губами и языком в течение некоторого времени уделяла внимание его ногам.

Целование и облизывание ног господина — весьма распространённое умиротворяющее поведение рабыни. Это — ритуал, такой же как целование плети, являющейся символом её подчинения. Но такое поведение или ритуалы, часто богаты и сложны. Например, нас учили облизывать и целовать плеть мужчины такими способам, которые могли бы довести его до безумия от страсти. Кроме того, это, конечно, имеет свой эффект ни а рабыню. Думаю, очевидно, что целование ног также является символом подчинения, причём столь же богатым по своей значимости. Например, этот процесс прямо указывает на то, что рабыня — животное своего владельца. Часто — это умиротворяющее поведение. Им рабыня может выразить своё раскаяние, свою благодарность и любовь. Также, это — способ, который можно использовать, чтобы напомнить господину о себе и попросить о внимании. Порой я начинала ощущать приближение тех потребностей, которые иногда могут быть очень мучительными для нас. Как это страшно, быть настолько во власти мужчины, быть настолько переполненной потребностями, что становишься полностью зависимой от него! Как она надеется и умоляет о том, чтобы он оказался расположен оказать ей милосердие и доброту. Она — всего лишь рабыня. Для себя я решила, что должна бороться с такими вещами. Но, с другой стороны, я не желала бороться с ними, скорее я хотела так принадлежать своему господину, быть его полностью. Я лишь надеялась, что он окажется добр ко мне. Подобного поведения, целования и облизывания ног, в своей ненависти к рабыне иногда может потребовать свободная женщина, которая тем самым хочет напомнить девушке, что она — невольница, не больше, чем собственность, незначительное движимое имущество.

— Теперь Ты, Восемнадцатая, — сказал товарищ в синеё тунике, — можешь занять своё место в строю.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила она и, поднявшись на ноги, встала рядом с остальными, скрестила свои запястья за спиной и склонила голову.

Это — красивая поза и очень подходящая для рабынь. Кроме того, девушку в таком положении удобно связывать и прикреплять к каравану.

Я подумала, что она легко отделалась. Безусловно, ей не удалось добраться до лестницы. Не думаю, что я или остальные, сильно возражали, или посочувствовали ей, если бы она получила несколько ударов плетью. Фактически, как не печально это признавать, мы, скорее, только порадовались бы этому. Восемнадцатая не была особо популярной среди нас особой, по причине её заносчивости, её важничанья и претензий на превосходство. Пусть-ка она порыдала бы под тугой кожей! Перед плетью мы все равны. Вот и надо было дать ей изучить это! Также у неё был более низкий номер, как по сравнению с моим, так и с большей частью остальных девушек в подвале, что указывало на то, что она была выставлена на торги раньше нас, фактически очень рано. Нетрудно догадаться, что это тоже не способствовало нашей любви к ней. Безусловно, лучшие могли быть предложены и позже, всё зависело от стратегии продаж. Я заключила, что в том доме, в котором обучали меня, как правило, самые прекрасные бриллианты с «ожерелья работорговца» обычно распределяли так, что бы они выставлялись равномерно в течение дня и вечера. Предположительно, это украшает и разогревает торги, возбуждает ожидания и позволяет извлечь выгоду из внезапного восхищения. Такая стратегия, в теории, удерживает покупателей, подготавливает и держит в напряжении.

Почему мужчины не выпороли её? Конечно, она была очень красива. У меня даже возник вопрос, не были ли рабовладельцы более снисходительны к красивым рабыням. Нет, подумала я по размышлении, они — гореане. Но почему они не стали наказывать её? Впрочем, она не добралась до лестницы. Мне даже стало жаль, что она не смогла добежать до неё. Мне даже стало интересно, не могло ли её наказание зависеть от количества ступенек лестницы, на которые она успела бы подняться. Иногда может показаться, что в такие вопросы вовлечена пикантная арифметика. Хотя может быть, это только кажется. Впрочем, она в любом случае не достигла лестницы.

Удары плети — вещи довольно неприятные. Меня били ей однажды во время моего обучения, чтобы дать мне представление об этом. У меня не было никакого желания снова почувствовать нежность, пусть и краткую, этого орудия, пятиременной гореанской рабской плети, разработанной специально для наказания и улучшения рабынь, но не оставляющей незаживающих шрамов, которые могли бы понизить ценность товара. Я настолько боялась почувствовать это снова, что была готова пойти на всё, лишь бы избежать этого. Но одновременно я чувствовала неописуемое волнение и острые эмоции, ощущение уверенности и безопасности, даже идентичности и реальности, от осознания себя объектом её внимания, от осознания того, что она будет использована на меня, если бы я окажусь не в состоянии полностью удовлетворить запросы своего господина. Плеть, как ничто другое, превосходно заверяла меня в том, что я была рабыней.