Джон Норман - Контрабандисты Гора [ЛП]

Я бросила опасливый взгляд вверх. Пара листиков, трепеща и кувыркаясь падали вниз. Один чиркнул по моему плечу и упал в траву.

Мужчины были добры к нам, но всегда нужно помнить о плети. И рабыня об этом не забывает. И она изо всех сил надеется, что ею останутся довольны. Здесь, в этом мире, женщины, по крайней мере, если они были такими как я, то есть рабынями, оказались на своём месте, предначертанном им природой. Здесь мы принадлежали мужчинам. Здесь мужчины нами владели, они так пожелали, и теперь делали с нами всё, что им нравилось.

Здесь, в этом мире, я обнаружила то, что так долго подозревала на своей прежней планете, я поняла значение моего меньшего, более мягкого и такого отличающегося от мужского тела, смысл его миниатюрности и форм. Здесь я нашла объяснение тысячи желаний, потребностей и надежд, которые мне приказывали игнорировать или отрицать в моём прежнем мире.

Итак, здесь, на этой планете, мужчины поступали с нами так, как они желали и делали с нами то, что им нравилось, по крайней мере, если мы были рабынями. Но я не возражала. Скорее я была благодарна, хотя бы за то, что меня не оставили в моём прежнем мире. Здесь были истинные мужчины, и я знала, что буду принадлежать им. Здесь были истинные мужчины, и я знала, что принадлежу их ошейнику, и я буду его носить. Я лишь хотела надеяться носить ошейник хорошо, чтобы это нравилось моему господину.

Я часто думала о своём прежнем мире.

Каким искусственным, каким неестественным и ложным казался мне тот мир теперь. Как пусты его ложь и оправдания. Насколько оторван он от природы! Действительно ли природа настолько страшна, что её нужно отрицать и предавать? Очень хотелось бы знать, в чьих интересах было это отрицание и предательство? Неужели биография мира кому-то казалась настолько ужасной, что от неё следовало уйти, а ворота запереть? И разве за этими воротами не остались зеленые поля, бодрящие ветры и тёплое солнце? Можно сжечь книги, но вы не сможете сжечь правду. Кто ответственен за выбор трагических путей, ведущих к страданию и нужде, к несчастью и лишениям? Откуда взялись эти чудовищные извращения, которые могут повернуть живое создание против самого себя, научить его подозревать, отрекаться и терзать своё собственное существо? Кто нашёптывал людям ради собственных преимуществ, объявлял истиной корыстные измышления, полные императивов и требований, скрытых под покровом запутанных формулировок? Кто был таким настолько болезненным и завистливым, ревнующим к здоровью и радости, кто эксплуатировал доверчивость и невинность честного и легковерного? Может ли большинство людей не поверить тому, что им говорят любые из тысячи непоследовательных конкурирующих структур, каждая из которых объявляет, что только она вещает правду?

Я была благодарна мужчинам за то, что у них было оружие. Лес, нас окружавший был тёмен, пустынен и красив. Ночью он было особенно пугающим. Как можно защититься, если твои руки связаны за спиной, и ты привязана за шею верёвкой? Чувствуешь себя стреноженным верром. В действительности, иногда связанных рабынь используются в качестве приманки. Разумеется, рядом в засаде бдит охотник. Дважды рядом с лагерем рыскали пантеры. К счастью, плотоядные животные в большинстве своём, если они не старые, если они в рассвете своих навыков и сил, если здоровы, вряд ли станут нападать на людей, поскольку человек не является их привычной добычей. Конечно, они могут напасть на человека, но если голодают или чувствуют, что угрожают их территории. В любом случае человек — для хищника добыча необычная, и редко становится его первой целью для нападения. Естественно, если зверь почувствует, что ему грозит опасность, на его территорию вторглись, или на него охотятся, он может стать чрезвычайно опасным. Самую большую опасность для человека обычно представляют старые животные, или с ослабленным здоровьем, те, которые уже неспособны охотится, для которых трудно настичь свою более естественную добычу. Безусловно, всегда может найтись необычное животное, например, которое такое, которое однажды, по той или иной причине попробовало человечину. У такого зверя человек, вероятно, будет включён в диапазон его добычи.

— Выпрямись, — велел мне мужчина.

— Да Господин, — откликнулась я.

— Не напрягайся, — сказал он, — будь гибкой, изящной!

— Да, Господин.

— Может, Ты думаешь, что Ты — свободная женщина? — поинтересовался он.

— Нет, Господин, — поспешила ответить я.

— Ты — кейджера.

— Да, Господин, — не могла не согласиться я.

— Ты ведь варварка, не так ли? — уточнил мужчина.

— Да, Господин, — подтвердила я, отчаянно надеясь, что он меня не ударит.

— Тебе больше не разрешено стыдиться своего тела, — напомнил он.

— Да, Господин.

— Так-то лучше, — кивнул он.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила я.

— Мужчины сочли целесообразным, надеть на тебя ошейник, — сказал он.

— Да, Господин.

— Так гордись этим, — посоветовал мужчина.

— Да, Господин, — улыбнулась я.

— Кроме того, — усмехнулся он, — это больше не твоё тело.

— Господин? — не поняла я.

— Твоё тело больше не твоё, — пояснил мужчина. — Оно принадлежит тому, кому принадлежишь Ты сама, твоему хозяину. Ты должна показывать его так, как хочет он, красиво, бесстыдно, нагло, гордо, возбуждающе, уязвимо.

— Да, Господин, — вздохнула я.

— И даже в присутствии свободных женщин, — добавил он, — хотя это и может означать плеть.

— Да Господин, — всхлипнула я.

— Покажи им, чем это должна быть женщина, — усмехнулся мой собеседник.

— Да, Господин.

Наконец мужчина, к моему облегчению, отступил от меня. Правда, он продолжил разглядывать моё тело. Более того, к нему присоединились два его товарища. Я держала голову поднятой и смотрела прямо перед собой.

— Аппетитное животное, — прокомментировал он.

Да, подумала я, пусть я животное, зато, аппетитное.

— Как и все остальные, — заметил его товарищ.

— Именно поэтому они здесь, — пожал плечами другой.

Как они смотрели на меня! Какими оценивающими были из взгляды.

Кем можно было себя чувствовать под такими взглядами, кроме как находящимся в собственности животным!

Но я и была находящимся в собственности животным!

Я сознавала себя имуществом, собственностью, принадлежащим кому-то животным.

Той ночью, в лагере, я корчилась, лёжа связанной на опавших листьях. Я плакала. Пылал каждый дюйм моего тела.

— Лежи спокойно, — буркнула моя сестра по каравану.

— Она хочет господина, — зевнув, объяснила другая девушка.

— Так же как и все мы, — сказала третья.

— Вроде как в тарновом лагере нас должны, то ли продать, то ли распределить, — заметила первая.