Джон Норман - Контрабандисты Гора [ЛП]

Тиртай меж тем, срезал золотые кольца с ушей первого зверя. При этом его не заинтересовали кольца с левых запястий обоих животных. Похоже, они были из обычного сплава. Наконец, мужчина встал и закинул на спину большой кожаный мешок, в который он сложил множество изделий, монет, поясов, пряжек и прочего снаряжения.

— Никакого запрещённого оружия? — осведомился я.

— Нет, — ответил Тиртай, — и я не стал бы прикасаться к нему, даже если бы нашёл его.

— Как и я, — кивнул я, тревожно озираясь вокруг.

Тиртай тем временем забросал костёр землёй, и опушка снова погрузилась в темноту.

— Так что же здесь всё же произошло? — спросил я.

— То, что было приказано, — ответил он.

— Если груз всё же будет доставлен на Конец Мира, — поинтересовался я, — кто будет знать, кому его следует передать?

— Мой руководитель, — сказал Тиртай.

— Признаться, мне трудно представить, что у такого как Вы может быть какой-то руководитель, — проворчал я.

— Временно, — пояснил он. — На какое-то время.

— Значит, кто-то на Конце Мира ждёт этот груз? — заключил я.

— Кто-то или что-то, — уточнил мужчина. — Пожалуй, так будет правильнее.

— Это имеет отношение к мирам? — полюбопытствовал я.

— Думаю да, — кивнул он. — Не хочешь заполучить убарат или город?

— Было бы неплохо, — хмыкнул я, на слух определив, что он пошёл к краю опушки. — А что насчёт этих тел?

— Оставим их лесу, зиме, дождю и снегу, ветру и уртам, слинам и пантерам, — ответил Тиртай.

— Я понял, — сказал я.

— Не волнуйся, — добавил он. — Я срезал сбрую и снаряжение, и спрятал устройства переговоров.

— Если что, их примут за животных, — заключил я.

— Они и есть животные, — пожал он плечами.

— Но очень во многом похожие на людей, — заметил я.

— В некотором роде, — признал Тиртай.

— Кто они такие? — поинтересовался я.

— Уверен, Ты знаешь, — усмехнулся он.

— Думаю да, — согласился я.

— Это — кюры, — сказал он.

— Да, я догадался, — кивнул я.

— Господин, — позвала меня Асперич, — какое наказание ждёт рабыню за побег?

— Почему Ты спрашиваешь? — осведомился я.

— Просто так, — уклончиво ответила она.

— Уж не подумываешь ли Ты о побеге? — уточнил я.

— Куда? — спросила девушка.

— Куда угодно, я полагаю, — предположил я.

— На мне клеймо, — напомнила она, — и ошейник.

— Итак? — понукнул её я.

— Нет, — покачала головой Асперич. — Я же не полная дура, как некоторые.

— Ты имеешь в виду кого-то конкретного? — поинтересовался я.

— Нет, — сказала она.

— Хорошо, — кивнул я.

— Рискну предположить, что шансы у беглянки будут невысоки, — заметила моя рабыня.

— Я в этом даже не сомневаюсь, — усмехнулся я.

— Полагаю, что побег может закончиться либо в зубах хищников, либо в ошейнике другого рабовладельца, — добавила она.

— Опасно держать у себя беглую рабыню, — сказал я, — к тому же, пойманную беглянку почти наверняка ждёт намного более суровая неволя.

— Боюсь, что да, — согласилась Асперич.

— Но вообще-то возвратить сбежавшую рабыню её владельцу — это вопрос чести, — сказал я.

— Ну, это если общий Домашний Камень, или что-то в этом роде, — поправила меня она.

— Конечно, — согласился я.

Похищение рабыни, естественно, было отдельным вопросом. Но в этом случае рабыня не убегает, она просто украдена, как могла бы быть украдена любая другая форма собственности.

— Так каково могло бы быть её наказание? — не отставала от меня Асперич.

— За первое подобное нарушение, — ответил я, — обычно порка, но такая, какой она никогда не сможет забыть.

— А за вторую попытку? — спросила девушка.

— Вторая попытка — большая редкость, — пожал я плечами.

— Редкость даже первая попытка, — заметила она.

— Верно, — не мог не согласиться я.

— Для гореанских девушек, — добавила моя рабыня.

— Верно, — кивнул я.

Как только ошейник смыкается на шее гореанской девушки, она сразу понимает, что она — рабыня. И даже если она сумеет вернуться в свой родной город или семью, её там не ждёт ничего кроме презрения. Её так и оставят рабыней и, более того, подвергнут максимальным жестокости и неуважению, поскольку её неволя легла позорным пятном на честь её города или семьи. От таких стараются поскорее избавиться, продав подальше, а иногда даже возвращают в цепях тем самым врагам, которые изначально её захватили и поработили. Гореанская рабская девка хорошо знает о том, что находится на её шее. Она понимает необратимость своего состояния, и свою полную неспособность как-то это изменить. Она беспомощна. Она — рабыня.

— И для любых девушек, — добавил я.

— Не всегда, — не поддержала меня Асперич.

— Не понял, — нахмурился я.

— Некоторые рабыни, — вздохнула девушка, — глупы.

— Немногие, — отмахнулся я.

— Что насчёт варварок?

— Большинство рабынь-варварок весьма умны, — заметил я. — Это было одним их параметров, по которым их отбирали. Кто хотел бы владеть глупой рабыней?

— Я предположила бы, что некоторые из мужчин, — сказала она.

— Уверен, что Ты не права, — заявил я.

— Что насчёт тех, кому варварки могли бы показаться интересными? — спросила Асперич.

— На варварок, вообще-то, имеется хороший спрос, — напомнил я.

Это действительно было так, особенно когда дело доходило до третьей или четвёртой продажи. Некоторые торговцы скупали их для перепродажи. К тому же, не будем забывать, что варварок отбирали с большой тщательностью. Это ведь не то же самое, как если бы вы хватали первых попавшихся, выбегающих из домов в горящем городе. Кстати, даже тогда, порой мужчины, раздев их, просто прогоняют, оценив их как недостойных ошейника. Быть оцененной как недостойной ошейника, для женщины — большое оскорбление. Возможно, в этом кроется одно из объяснений той враждебности, с которой гореанская свободная женщина обычно рассматривает рабыню, которую, очевидно, нашли достойной ошейника.

— Вероятно, это верно, — признала Асперич, — что не все варварки глупы.

— Конечно, нет, — кивнул я.

— Как и не все из тех, кто находит их интересными, — нехотя добавила она.

— Конечно, — горячо поддержал её я.

— Что-то не так? — спросила девушка.

— Ничего, — буркнул я.

— Мне принести плеть? — осведомилась моя рабыня.

— Не нужно! — остановил её я.

— Господин не ответил на мой вопрос, — заметила она.

— Какой вопрос? — не понял я.

— Каково могло бы быть наказание, — напомнила мне Асперич, — для рабыни, совершившей вторую попытку побега?

— Не будет никакой второй попытки, — заверил её я.

— Ну, а если будет? — не отставала она. — Чисто теоретически.

— Подрезание сухожилий, обезображивание, отрезание ног, иногда скармливание заживо слину или ларлу, — перечислил я. — Ты точно уверена, что не подумываешь о побеге?