Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

Думаю, вам известно, что как в случае с тарновыми гонками, здесь тоже существуют свои сообщества болельщиков, синие, жёлтые, оранжевые, красные и так далее.

Многие гореане с большой серьезностью относятся к преданности тому или иному сообществу. Членство в нём может передаваться в семье из поколения в поколение. Иногда случаются стычки между сторонниками таких сообществ.

Гонку выиграл всадник в оранжевом.

Я села на лавку, а многие из окружающих направились к кассам, чтобы сделать новые ставки. Большинство сжимало в руках программки, в которых перечислялись животные и их наездники.

В только что закончившемся забеге участвовали четвероногие тарларионы. Этих ящеров выводили ради выносливости и скорости, но даже при этом они — животные тяжёлые и совсем не соперники более типичным для гонок, быстрым, двуногим тарларионам. К тому же, последние плотоядные и более агрессивные, из-за чего на время гонки челюсти им обычно связывают. Бывали случаи, когда перед гонкой, в стойлах или на тренировках такие животные напали на своих конкурентов и даже на персонал. Иногда их применяют в армии для разведывательных рейдов или для курьерской службы. Некоторых также могут использовать для охоты с седла на диких тарсков.

— Оранжевый пришёл первым, — раздосадовано сказал тот, на попечении которого я была.

— Да, Господин, — вздохнула я.

На стадионе нас было пятеро: Леди Бина, Астринакс, бывший у нас посредником, мужчина по имени Лик, нанятый, как мне кажется, за его меч, кузнец, тот самый, под чьей опекой я находилась, ну и я сама. С Астринаксом я уже встречалась в Аре, это именно он организовал мою продажу игорному дому. Леди Бина наняла его, чтобы переложить на него организацию нашей поездки, покупку тарларионов и фургонов, наём возниц, а также приобретение продовольствия и улаживание прочих нюансов. Понятно, что такие вопросы были вне компетенции Леди Бины, Лорда Гренделя, не говоря уже обо мне.

Сказать, что я была рада тому, что меня взяли с собой на стадион, это ничего не сказать. А ведь им ничего не стоило просто оставить меня в фургоне прикованной к центральному стержню.

Я осмотрелась. Как и я сама, другие рабыни, которых я заметила на трибуне, были одеты в туники, причём некоторые в гораздо более откровенные, по сравнению с моей. А одна девушка, чей оценивающий взгляд я поймала на себе, была в камиске. Она ещё и гордо вскинула голову, презрительно скривила губы и отвернулась. Насколько горд, должно быть, был её хозяин, насколько высокомерен, что выставлял её напоказ в таком виде. И какой самодовольной и тщеславной была она, с какой гордостью она демонстрировала свою красоту, скорее подчёркнутую, чем прикрытую камиском.

— Я вниз, — сказал кузнец, — сделаю ещё одну савку.

— Да, Господин, — отозвалась я, почувствовав тяжесть на левой лодыжке.

Мужчина накинул на мою щиколотку браслет и мгновением спустя пристегнул цепь к железному кольцу, вмурованному в цементный пол под моим местом, после чего направился к столам, расставленным ниже рядов скамей. Леди Бина, Астринакс и Лик отправились следом за ним.

Оставшись в одиночестве сидеть на скамье, я первым делом немного пошевелила ногой, а потом потянула руки в стороны. Если бы они были свободны, или хотя бы цепочка наручников была подлиннее, я смогла бы поправить тунику, сползшую с моего левого плеча.

Я была рабыней, которую оставили без присмотра, и это заставило меня опасливо озираться. Я вдруг поняла, что это могло бы означать. К такой рабыне мог безнаказанно приставать и даже ласкать её кто угодно. Впрочем, вокруг меня было много народа.

В Венну мы прибыли этим утром.

Очевидно, скромный ужин, который я подготовила кузнецу вчера вечером, оказался вполне съедобным. В любом случае, после того, как мужчина немного перекусил, он жестом дал понять мне, стоявшей на коленях неподалёку, что я должна опуститься на четвереньки и ползти к небольшому костру. Когда я приблизилась, он стал между делом, не отрываясь от ужина, протягивать мне маленькие кусочки пищи, которые я брала с его руки губами, и даже стараясь делать это, насколько возможно, изящно. Позже он разрешил мне лечь рядом с ним на бок, связав «желанием господина», то есть приказав держать руки за спиной, обхватив левое запястье правой ладонью, и скрестить и без того скованные лодыжки.

— Говори, — бросил мне мужчина.

— Уверена, Господина не интересуют рассказы рабыни, — отозвалась я.

— Говори, — повторил он.

— Но о чём таком я должна говорить? — спросила я.

И тогда он потребовал рассказать ему о моём прежнем мире, моей жизни там, о моём захвате и последующем обучении, о продажах и бывших владельцах, и даже о моих мыслях и чувствах.

Я очень боюсь, что было ужасной глупостью, рассказывать всё это, но целый ан слова лились из меня неудержимым потоком, порой перемежаясь благодарными слезами.

— Что Вы со мной сделали? — всхлипнула я, наконец, лежа на земле около мужчины, связанная его желанием и глядя на него, освещённого тлеющими угольками костра.

— А разве не ясно? — спросил он.

— Господин? — не поняла я.

— Я раздел тебя, — пояснил мужчина.

— Я понимаю, — вздохнула я.

— Ну что ж, пожалуй, пора тебе на общую цепь, — сказал он мне. — Ты развязана.

Я поднялась на ноги, и он, взяв меня правой рукой за левое плечо, отвёл к общей цепи, к которой уже были пристёгнуты несколько девушек. Усадив меня рядом с ними, мужчина отомкнул браслет кандалов с моей правой лодыжки, прокинул его под цепью и снова защёлкнул на прежнем месте, тем самым присоединяя меня к общей цепи. В этом лагере цепь была натянута не между деревьями, а между двумя тяжёлыми столбами, вкопанными приблизительно в двадцати шагах один от другого.

— Итак, Господин, — вздохнула я, — рабыня раздета.

— Есть много способов раздеть рабыню, — пожал плечами мужчина.

— Это я уже поняла, — сказала я.

— Приказать ей снять одежду, или самому сорвать с неё тунику, это всего лишь два самых простых, — сказал он.

— Я понимаю, — кивнула я.

— Безусловно, — улыбнулся мой сопровождающий, — это приятно.

— Несомненно, — буркнула я.

После того, как я раскрыла перед ним столь многое о себе, практически выставив напоказ внутренний мир той, кто носила мой ошейник, я почти надеялась, что услышу приказ раздеться, или почувствую его руки на моём декольте, срывающие с меня тунику.

Но он просто отвёл меня к цепи, к другим девушкам.

— Рабыня принадлежит целиком и полностью, вся, без остатка, — развёл он руками.

— Рабыни это понимают, — прошептала я.

— Каждая мысль рабыни, — добавил кузнец, — даже самое тонкое, самое малейшее её чувство принадлежит господину.

— Да, Господин, — согласилась я.