Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

За неё дали меньше чем девушку с Табора.

Возможно, подумала я, от уроженки островов, оказавшейся у рабского кольца мужчина, с её необычным акцентом, ожидался некий экзотический привкус.

Брюнетка была куплена, насколько я поняла, для ресторана или таверны некого вида.

— Она будет неплохо смотреться, подавая кубки, и станет превосходным украшением цепей ваших альковов, — сказал аукционист её покупателю, в тот момент, когда его помощник сводил девушку вниз по ступеням.

Следующей, к её страданию, была схвачена и вытащена на платформу Леди Персинна. Она испуганно прижимала к себе короткую простыню, рыдала и отчаянно вопила:

— Меня нельзя продавать! Я — свободная женщина, свободная женщина!

— Что это она несёт? — словно удивившись, спросил аукционист.

— Я свободна, — прорыдала она. — Я свободна!

— Ага! — усмехнулся аукционист. — Может, она, и вправду, свободна?

— Да, — выкрикнула она. — Да!

Тогда помощник работорговца, придерживая девушку за левое плечо правой рукой, повернул её левым боком к толпе.

— Нет! — взвизгнула она.

Но мужчина, не обращая никакого внимания на её вопли, схватил левой рукой край простыни и подол туники и поднял их к талии.

Толпа грохнула смехом.

— Похоже, что у нас тут всего лишь простая рабыня, — развёл руками работорговец.

Бывшая Леди Персинна упала на колени перед аукционистом, продолжая прижимать к себе простыню, и взмолилась:

— Не продавайте меня!

— «Не продавайте меня» что? — уточнил мужчина.

Девушка пораженно уставилась на него.

— Не продавайте меня, Господин, — пробормотала она.

По улице прокатился взрыв хохота.

Помощник работорговца вздёрнул её на ноги. Девушка по-прежнему не выпускала из рук простыню. Мне показалось, что она едва могла стоять.

Аукционист обвёл взглядом толпу и спросил:

— Что мне предложат за эту рабыню?

— Бит-тарск! — выкрикнул кто-то.

— Уверен, больше! — рассмеялся работорговец. — Присмотритесь, покрывало почти не скрывает ножки этой рабыни!

Бывшая Леди Персинна низко опустила голову и затряслась от рыданий.

Тогда аукционист раздражённо махнул рукой своему помощнику, который тут же схватил рабыню за волосы, поднял её голову и, удерживая на месте, тщательно отмеряя силу, отвесил ей две пощёчины. Голова рабыни мотнулась сначала вправо, а затем влево.

— И чтоб больше ни звука! — предупредил её аукционист.

— Да, Господин! — простонала она.

После этих слов помощник работорговца выпустил её волосы и отступил на пару шагов.

— Итак, хочу представить вам очень необычную рабыню, — объявил аукционист. — Эта шлюха прежде была Леди Персинной из высоких Торговцев, и даже жила в Четырёх Башнях. Вам всем хорошо известно о её предательстве Домашнего Камня, о спекуляциях, о её сотрудничестве с ненавистными захватчиками. Вспомните дефицит, высокие цены, испорченные продукты!

Сердитый ропот прокатился по малочисленной толпе.

Я никак не могла понять, как вышло, что при всей своей явной прежней важности бывшая Леди Персинна оказалась выставлена на продажу на таком рынке.

Может быть, этот рынок, несмотря на свою внешнюю непрезентабельность, считался местом престижным? Возможно ли, пришло мне в голову, чтобы таких как я, продавали где-либо, кроме как на высоких рынках? Разумеется, я была слишком красива, чтобы быть проданной где-либо кроме как на высоком рынке. Эта мысль дала мне повод порадоваться, что ранее я не стала жаловаться на этот рынок.

— Полюбуйтесь на неё теперь! — призвал аукционист собравшихся мужчин.

Бывшая Леди Персинна, теперь не более чем несчастная маленькая рабыня, стояла, кутаясь в короткую простыню.

И вот, мгновением спустя, я, озираясь вокруг себя, видя покупателей, улицу, местные здания, людей, толпящихся у лотков по ту сторону улицы, поняла, насколько глупыми были мои догадки. Никоим образом не могли ни эта зарешеченная ниша, ни эта цементная платформа быть высоким рынком. С тем же успехом мы могли бы быть прикованы цепью к уличной рабской полке, где покупатели могли бы исследовать наши зубы, ощупывать наши конечности на предмет их крепости и так далее.

Но как же тогда, задавала я себе вопрос, могло получиться, что бывшая Леди Персинна оказалась перед покупателями на этой простой цементной платформе?

— Вам всем знаком её апломб, — продолжил аукционист. — Все вы помните о её привилегиях, о её положении в суде ненавистной Талены, самозваной Убары! Вы знаете о том, какую пользу она получила от контрактов предоставленных ей Косом и Тиросом.

— Да, знаем! — послышались выкрики со всех сторон.

— Её имя было вынесено в списки проскрипций, — сказал работорговец, — но ей оставили жизнь для вашего удовольствия.

Девушка дрожала, кутаясь в простыню.

Аукционист меж тем поднял её волосы и, продемонстрировав их толпе, добавил:

— Золотые волосы, искрящиеся как зрелая Са-Тарна.

— Обрить ей голову! — выкрикнул кто-то.

— Ну, зачем же так, — делано удивился аукционист. — Представьте, как это покрывало удовольствия раскинется по вашему телу, или обдумайте его ценность как уз, которыми можно закрепить её запястья за ее шеей.

— Срезать их, — потребовал другой голос, — и использовать для тросов катапульты, чтобы она принесла хоть какую-то пользу.

— Бросить её в кусты-пиявки! — предложил третий мужчина.

— Скормить её слинам! — выкрикнул четвёртый.

В то время я ещё ничего не знала о кустах-пиявках и ни разу не видела ни одного слина.

— Ну что вы, благородные Господа, — сказал аукционист, — оцените её лодыжки, её икры, изящность её маленьких рук, так крепко вцепившихся в простыню, изысканную деликатность черт её лица.

Голоса мужчин смолкли.

— Итак, что нам предложат за эту изменницу? — поинтересовался работорговец.

— Ты нам сначала покажи её! — выкрикнул какой-то мужчина.

Простыня была сорвана с рабыни. Рывок получился настолько резким, что девушку наполовину повернуло на месте, но помощник работорговца тут же поставил её в прежнее положение, лицом к толпе.

Её оценивали, как можно было бы оценивать животное! Но уже в следующее мгновение я осознала, что как рабыня, она и была животным. Поняла я и то, что, точно так же как и она, я сама теперь была животным.

Признаться, этот факт, что теперь я была не больше чем животным, необыкновенно взволновал меня.

Крик удовольствия пронёсся по толпе, когда туника полетела вслед за простынёй. Похоже, теперь никому из собравшихся больше не пришло бы в голову говорить о кустах-пиявках, слинах или чём-то подобном. То, что они видели перед собой теперь, было рабыней. Прежняя Леди Персинна была поставлена в четвереньки, и со всех сторон посыпались предложения цены за неё.