Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

Ничего нельзя с этим поделать, вы должны понимать это, из-за тесноты и узкого прохода между скамьями, как бы вы не старались, но вы то и дело будете касаться мужчин. Там слишком мало пространства для манёвра.

— Ох, — задохнулась я от неожиданности.

Его большая рука сомкнулась на моей ноге чуть выше колена.

— Пожалуйста, Господин, — протестующе прошептала я, растягивая лицо в дежурной улыбке.

Но вдруг я задрожала. В его захвате чувствовались сила и властность. Было бы трудно освободиться от такого захвата, да ещё держа перед собой большой поднос с кусками жареного боска, нанизанными на деревянные шампуры по три на каждый. Это был заказ одного из клиентов, предъявившего вторую остраку.

Я увидела приближавшуюся ко мне по узкому проходу Марселлу. В руках она несла кувшин горячего кал-да. Вид у неё был недовольной.

— Борись, — усмехнулся мужчина.

— Но я же могу опрокинуть блюдо, — пожаловалась я.

— Ты слишком хороша для девки столовой, — заметил он.

Поначалу такие комплементы были редкостью, но чем дальше, тем чаще я их слышала. Кроме того, в последнее время, меня стали чаще посылать в зал, прислуживать за столами. Кто может знать, по какой причине тот или иной так часто парень заглядывает в столовую, или почему он выбирает именно тот стол, а не другой?

— Неужели Господин не хотел бы видеть меня у своего рабского кольца? — шёпотом спросила я. — Я постаралась бы, чтобы ему понравилось.

В ответ он усмехнулся и убрал руку с моей ноги.

— Могу ли я чем-то услужить Господину? — осведомилась я.

— А что у тебя на подносе? — поинтересовался мужчина.

— Жареный боск, — сообщила я.

— Я оплатил только первую остраку, — развёл он руками.

— Господин?

— Свободна, — усмехнулся мужчина, — смазливая рабыня.

— Да, Господин, — откликнулась я.

— Позорная самка слина! — прошипела женщина.

Я и не заметила, что та вечно недовольная свободная женщина, та самая, которая несколько дней тому назад ужа наказала меня за излишне небрежное ношение туники, снова оказалась поблизости. И снова, что меня нисколько не удивило, она пришла в одиночку.

— Да, Госпожа, — пролепетала я. — Простите меня, Госпожа.

Естественно, я постаралась побыстрее удалиться от неё, и Марселла, которая теперь была совсем рядом в проходе между скамьями, немного отстранилась, давая мне пройти, по крайней мере, я так предположила. Я даже улыбнулась ей. Обычно это она ожидала, что я повернусь или попячусь, возвращаясь тем же путём, чтобы убраться с её дороги. Мне нисколько не хотелось стать объектом внимания кухонного надсмотрщика, даже притом, что в последнее время он пресекал попытки издевательств надо мной со стороны других девушек. Конечно, она должна была понимать это. Он и так был в её распоряжении. А вот мне уже хотелось лучшего, чего-то большего.

— Спасибо, — шепнула я Марселле, с улыбкой проходя мимо, обеспокоенная лишь тем, чтобы как можно скорее удалиться из пределов досягаемости свободной женщины.

— Ой! — испуганно вскрикнула я, падая на пол, запнувшись за выставленную ногу Марселлы.

Я растянусь между скамьями. Поднос с горячим, исходящим паром мясом, грохнулся передо мной, мясо и соус разлетелись во все стороны. Двое или трое мужчин с сердитыми криками вскочили на ноги и принялись вытирать соус и горячий мясной сок со своих спин и плеч. Одновременно с этим Марселла, вскрикнула и повернулась так, словно это она была жертвой. И я тут же снова закричала, но уже от боли, ошпаренная горячим кал-да, намочившим мою тунику и забрызгавшим мне икры и лодыжки.

— Неуклюжая рабыня! — завопила Марселла.

— Ты подставила мне ногу! — возмущённо крикнула я.

— Я этого не делала! — заявила она. — Ты сама меня толкнула!

Послышался смех некоторых из посетителей, другие, недовольно ворча, стряхивали с себя капли жира, кое-кто принялся помогать оттираться троим наиболее пострадавшим. Куски жареного боска разлетелись по полу, столам и даже по коленям посетителей. Я поднялась на четвереньки, плача от боли в ошпаренной спине. Слёзы ручьями катились по щекам. Мне уже было хорошо известно, что здешние мужчины не склонны относиться снисходительно к неуклюжей рабыне. Кроме того, моё положение усугублял тот факт, если его вообще было куда усугублять, что жареный боск был блюдом, доступным только для второй остраки. Мне сразу вспомнилось, как одну из девушек на кухне, пролившую кашу, подвергли порке пяти-ременной гореанской рабской плетью. Однажды я уже почувствовала, что это такое, ещё в доме Теналиона, и освежать те ощущения у меня не было ни малейшего желания.

— Ты поставила мне подножку! — крикнула я Марселле, готовая на всё, лишь бы избежать наказания.

— Нет, это Ты меня толкнула! — стояла на своём Марселла.

— Нет! — возмутилась я.

— Да! — крикнула она, разумеется, тоже не горевшая желанием повстречаться с плетью.

— Я, я всё видела! — вдруг влезла свободная женщина и, указывая на меня, заявила: — Это она виновата!

— Нет, Госпожа, — заплакала я.

— Это она, — повторила свободная женщина, тыкая в меня пальцем. — Это всё она!

Мне было сомнительно, что она, со своего места, могла увидеть то, что произошло. Но я знала, что давно не нравилась ей. Свободным женщинам, разумеется, лгать не возбраняется, на то они и свободны. Чего не скажешь о Марселле, которая, конечно, лгала, но при этом на её стороне были слова свободной женщины, сказанные в её поддержку.

— Спасибо, Госпожа, — поблагодарила Марселла, с должным уважением и плохо скрываемой радостью от того, какой оборот приняли события. Слёзы всё ещё катились из моих глаз, и не только от боли. По понятным причинам мне не хотелось, чтобы меня раздели, связали и подвергли наказанию плетью. Я боялась боли, причём до ужаса, до слабости в животе, но это ещё и оскорбительно, унизительно, позорно, быть избитой за неуклюжесть, быть выпоротой как негодная рабыня, оказавшаяся не в состоянии доставить удовольствие хозяевам. Рабыня должна быть и красивой и изящной. Если она не такова, предоставьте плети шанс проинструктировать её. Она — рабыня. Ей не позволена зажатость и неловкость свободной женщины.

— Тебя следует скормить слинам! — сердито прошипела свободная женщина, переступая через скамью и торопливо пробираясь между столами к месту происшествия. Я всё ещё стояла на четвереньках на полу, несчастная и скулящая от боли. Доски под моими руками и коленями были пропитаны жиром. Влажная, уже немного остывшая туника липла к спине. Кожу на ногах саднило.

— Простите меня, Госпожа! — всхлипнула я.

Я вскрикнула, почувствовав, как носок туфли свободной женщины дважды пребольно воткнулся в моё левое бедро. Там остались синяки. Она ещё и плюнула в меня!