Женевьева Горничек - Сердце Ведьмы [litres]

Хель подняла глаза и одарила мать таким холодным взглядом, что Ангербода узнала в ней себя во время их предыдущего диалога со Скади.

– Ма-а, – заявила Хель. Это был звук, которому она научилась у коз, но каким-то образом ей удалось произнести его неодобрительно.

– Что? – спросила Ангербода, как будто защищаясь.

– Ма-а, ма-а, ма-а-а.

– Она перешла все границы!

Дочь сунула фигурку волка обратно в рот и больше ничего не сказала на эту тему. У колдуньи же возникло ощущение, что она только что проиграла спор младенцу, и, как ни странно, она даже не удивилась этому.

Что ж, в конце концов, это ребёнок Локи.

Только к середине осени отношения подруг снова наладились, и они перестали обмениваться исключительно вежливыми любезностями. Скади стала чаще приезжать с припасами для грядущей зимы и выглядела всё более обеспокоенной каждый раз, когда они встречались, пока Ангербода, наконец, не поинтересовалась, что её тревожит.

– Ты понесла весной, не так ли? – спросила Охотница.

– Да, ближе к лету. А что?

– Уверена, что дитя живо? Ты не сильно прибавила в весе за эти несколько месяцев.

– Я чувствую, как бьётся его сердце. Он жив.

– Значит, ты знаешь, что это мальчик?

Ангербода только пожала плечами.

Локи снова объявился в начале зимы, как раз перед первым сильным снегопадом, и выразил то же самое опасение, что и Скади. Однако вскоре он отвлёкся на Хель и больше не говорил об этом с женой.

К этому времени ведьма была полностью убеждена, что Хель понимает каждое сказанное ей слово. И когда дочь начала говорить, то стала делать это не случайными слогами, а сразу целыми предложениями – первым из которых, конечно, был вопрос о местонахождении её отца. Ангербоде пришлось ответить ей упрощённым объяснением об Асгарде и асах, на что Хель засунула фигурку волка обратно в рот и в буквальном смысле стала её жевать.

У колдуньи возникло ощущение, что девочка задала этот вопрос просто так, чтобы поддержать беседу, – до этого она постоянно разговаривала с дочерью, хоть и немного рассеянно, в основном из-за отсутствия других собеседников, так что Хель, несомненно, и так знала, где пропадает Локи. Но после того, как малышка спросила её напрямую, Ангербода начала говорить с Хель всё больше и больше, а та, со своей стороны, просто смотрела в ответ немигающим взглядом. Чувствовалось определенное удовлетворение в этом её молчании, как будто Хель была довольна, что мать разговаривает с ней как со взрослой.

Поведение девочки менялось всякий раз, когда приходил её отец: она тут же превращалась обратно в младенца, вопя и цепляясь за ноги Локи. Такое поведение сводило Ангербоду с ума, тем более что ей приходилось терпеть это всю зиму.

Впервые ей захотелось, чтобы муж просто ушёл .

– Она уже слишком большая для этой перевязи, – сказала колдунья Локи однажды, когда он таскал Хель по пещере без какой-либо причины, просто потому, что ему хотелось. – Она отказывалась в неё садиться с тех пор, как начала ходить.

– Со мной не отказывается – потому, что я ей больше нравлюсь . Верно, крошка?

Хель с энтузиазмом кивнула.

– Вот, пожалуйста.

Ангербода укоризненно посмотрела на дочь, но Хель лишь невинно поморгала и принялась жевать фигурку волка.

Малышка проводила столько времени с Локи, что стало казаться, будто их общение с матерью свелось к кормлению грудью, но и это теперь случалось всё реже и реже, так как Хель уже давно кушала то же самое, что и взрослые. А теперь девочка приноровилась и у отца клянчить еду во время обедов и ужинов.

– Прекрати баловать её этим, – однажды прикрикнула Ангербода на мужа, когда он направился к горшочку с мёдом, который она прятала в одном из сундуков. Она точно знала, что он задумал, потому что Хель как раз отказалась есть тушёного кролика – как часто делала, когда знала, что это сойдёт ей с рук. А если быть точным – когда из Асгарда приезжал Локи и привозил с собой свежие яблоки и овсяные лепёшки, купленные по дороге.

– Но ей нравится! – запротестовал Локи, снова садясь за стол и ставя глиняный горшочек с мёдом рядом со своей тарелкой. Он достал из сумки завёрнутые в льняную ткань лепёшки и бросил их в неглубокую деревянную миску для Хель. Сидящая рядом с ним на скамье дочь облизывалась и весело болтала своими маленькими омертвевшими ножками, наблюдая, как он поливает лакомство мёдом.

– Она не будет есть ничего другого, если ты будешь продолжать кормить её сладостями, – сказал Ангербода. – И после них она так возбуждается, что не может заснуть.

Хель искоса посмотрела на мать и принялась жевать кусочек яблока, который Локи отрезал для неё. Она с нетерпением ждала, когда отец приготовит для неё особый ужин, и её глазки расширились от восторга, когда тот наконец поставил миску перед ней. К тому времени, как она доела, её лицо, руки и всё тело были липкими от мёда.

– Послушай, ты что, совсем её не кормишь? – поддразнил Локи жену.

Позже именно Ангербоде пришлось смывать липкий мёд с визжащего ребёнка, который перевозбудился настолько, что начал синеть. Так уже случалось и раньше, когда Хель перенапрягалась подобным образом от проявления чересчур бурных эмоций – гнева или восторга, но она довольно быстро приходила в себя и не проявляла никаких других признаков болезни, так что ведьма не слишком переживала по этому поводу.

Однажды поздней зимней ночью, когда Локи уложил Хель в её маленькое меховое гнездышко на кровати – если он был с ними, то только ему позволялось укладывать её спать, – он подошёл к Ангербоде, которая сидела в кресле перед камином. Мужчина взгромоздился к ней на колени, как ребёнок, и очень удивился, когда она закатила глаза вместо того, чтобы подыграть ему, как обычно.

– Ты что, сердишься на меня? – уточнил он.

– Да.

– Из-за чего?

– Ты должен укладывать её, когда я говорю , что пора спать.

– Ах, и только?

– И только? Это очень важно!

– Она была бодрой!

– Она была бодрой потому, что ты всё время вился вокруг неё и раззадорил. У нас есть распорядок дня, а ты его рушишь. И не слушаешь, что я тебе говорю.

Голос Локи похолодел.

– Если бы я хотел, чтобы меня отчитывали, то вернулся бы в Асгард и провёл пять минут с любым из богов.

– Так возвращайся в свой Асгард, если для тебя нет особой разницы. Хотя я не понимаю, как такое вообще возможно, ведь Асгард – это центр мироздания, а Железный Лес – просто горстка полумёртвых деревьев на отшибе.

Он встал.

– Не устраивай мне сцен.

– Значит, всем остальным можно критиковать тебя, а мне нет?

– Именно так, – как ни в чём не бывало заявил Локи и улёгся обратно в постель рядом с Хель, явно не собираясь никуда уходить.