Женевьева Горничек - Сердце Ведьмы [litres]

– Нет, – ответила Ангербода. – В смысле, что я не уверена.

Так уж случилось, что Скади всегда была дружна с волками, так что чем старше становился Фенрир, тем больше ему нравилось общаться с ней. Он всегда первым слышал её приближение и обязательно выходил ей навстречу, и мать даже разрешала ему охотиться со Скади, пока они оставались в пределах действия защитного заклинания, о котором она сообщила и подруге, и её кузине. Когда они возвращались, сын-волк Ангербоды часто задирал Охотницу и пытался бороться с ней, будто она была таким же щенком. Скади смеялась, но не отказывалась. Как выяснилось, силами они друг другу не уступали.

Хель наблюдала за всей этой суматохой со своей обычной невозмутимостью, и Ангербода иногда видела, что Скади смотрит на Хель так, словно уловила в ней знакомые черты, но не может понять, чьи именно.

« С каждым днем девочка всё больше похожа на своего отца» , – часто думала колдунья, будучи уверена, что и подруга это замечает. Она задавалась вопросом, часто ли Охотница видела Локи в Асгарде и как скоро рассмотрит сходство между отцом и дочерью, а затем и обнаружит связь между Локи и ей самой. И, естественно, уже не в первый раз женщина задумывалась, насколько манера поведения её мужа в Асгарде отличается от того, как он ведёт себя с ними, в Железном Лесу.

– Разве я не видела всех твоих масок?

– Боюсь, что нет.

Перед её мысленным взором по-прежнему стояла его мрачная ухмылка, тьма, притаившаяся в его глазах в ту ночь. Это была всего лишь одна летняя ночь из многих, что они провели вместе, и всё же в памяти отчётливо запечатлелся тот момент, когда муж посеял семена сомнения в её душе: то, как он посмотрел на неё, назвав их брак «текущим порядком вещей» и поинтересовавшись, «как долго это продлится». И всё это – сидя в нескольких метрах от их маленькой дочки, сыто сопящей в своей кроватке.

Частично Ангербода попыталась отбросить воспоминания о том разговоре, запереть их в глубинах своего сознания, куда можно дотянуться только в самые отчаянные времена. И всё же отчасти она так и не смогла простить его.

Кроме того, это была та самая ночь, когда она впервые рассказала Локи о своих снах – снах, что продолжали мучить её и сейчас, хотя ведьма всё ещё не поддалась таинственному голосу, не позволила выманить себя из тела. С каждым её засыпанием незнакомец становился всё сильнее, пока она, наконец, не стала бояться спать вообще, опасаясь, что однажды уступит его требованиям и позволит захватить себя.

Что тогда будет? Ей не хотелось этого выяснять. Ибо чем сильнее противник пытался воздействовать на неё, тем больше укреплялась Ангербода в своём подозрении, что за загадочным голосом скрывается Один.

И если это действительно Всеотец, то она не собиралась сдаваться без борьбы. В особенности потому, что боялась, что ничего хорошего не выйдет, если он завладеет тем опасным знанием, которое хотел заполучить с её помощью. Была ли она единственной, кто мог дотянуться до искомого, или единственной, кого он не боялся подвергнуть опасности? Почему он до сих пор не смог добраться туда самостоятельно, используя искусство сейда? Неужто Фрейя и норны отказались помочь ему – или ему просто не хотелось подвергать их риску?

Я отказываюсь делать за него грязную работу. Тем более после того, как боги поступили со мной .

И её трижды сожжённое сердце было тому подтверждением.

Однажды бессонной ночью в начале лета, когда Хель было четыре года, а Фенриру – два с половиной, Ангербода забыла принять противозачаточное зелье, и через несколько дней у неё появилось дурное предчувствие, что одного раза было достаточно. Она без сна лежала в темноте, а Локи дремал рядом, и когда в её памяти всплыли слова Скади, сказанные много лет назад, о том, чтобы не позволять ему использовать её, женщина чуть не разрыдалась.

Вместо этого она бросила взгляд на кровать, где спала Хель. Фенрир свернулся калачиком на земле – малышка отказывалась спать в постели с братом, если рядом не было матери. Колдунья почувствовала желание оттолкнуть Локи и забраться в постель к детям, чтобы одному из них не приходилось спать на полу, но ей не хотелось никого будить, поэтому она осталась на месте.

Ведьма провела рукой по волосам мужа. Он пошевелился, но продолжил спать, дыша ей в шею и прижавшись лбом к щеке. Её ладонь спустилась к животу и задержалась там, ощущая дряблую кожу и растяжки – результат первых двух беременностей.

Она задалась вопросом, какого ребёнка произведёт на свет в этот раз. И, к её огорчению, вопрос этот был исполнен не трепета, а страха.

Вскоре Локи отбыл, и Ангербода не видела его ещё много лун. Он впервые отлучился так надолго с тех пор, как родилась Хель. Колдунья видела, что с каждым днем дочь становилась всё более подавленной, а Фенрир капризничал и предпочитал не выходить из пещеры. Из-за этого женщина всё больше злилась на Локи. Ей приходилось в одиночку бороться со звериными инстинктами сына и с отчаянием дочери. И она даже не могла выспаться, потому что во сне противостояла таинственному голосу.

И, кроме того, она сражалась и со своим телом тоже – отсутствие отдыха изводило её, и казалось, что, как и тогда, когда она носила Фенрира, новый ребёнок внутри неё не хотел расти нормальным образом. Даже на четвёртом и пятом месяцах беременности её по-прежнему тошнило от любой съеденной пищи. Сын-волк не задавал вопросов по этому поводу, но Хель пугала болезнь матери, так что Ангербода изо всех сил старалась скрыть недомогание.

И вновь у неё не получилось скрыть своего положения от Скади, которая, конечно, по-прежнему приходила и приносила товары на обмен, а последнее время и просто пообщаться. Подруга призналась, что не очень-то любит детей, но малыши Ангербоды были исключением. Кроме того, что она позволяла Фенриру сопровождать её на охоте, великанша несколько раз брала Хель в лес и показывала ей, как расставлять силки.

– Готова идти, кроха? – всегда спрашивала Скади перед вылазкой, и девочка лишь кивала с едва заметной улыбкой, закидывая на плечи детскую походную сумку, которую ётунша принесла ей для их первой прогулки.

Скади стала для неё чем-то вроде второй матери во время долгих отлучек Локи и была единственной, кому позволялось называть её «крохой». Будучи действительно маленькой даже для своего возраста, Хель решительно не любила, когда ей напоминали об этом, и вскипала всякий раз, когда Ангербода пытался назвать её каким-нибудь уменьшительным прозвищем.

Походы в лес со Скади позволяли Хель почувствовать себя более взрослой, хотя Ангербода сомневалась, что дочери на самом деле нравится ставить ловушки на зверьков.