Ядвига Симанова - Восход памяти [litres]

– Ворона, – произнес Константин, когда ворота клиники скрылись из виду, и Марианна на секунду подумала, уж не прочел ли он ее мысли, но нет, Константин говорил о другом – ворона, гадина, поцарапала стекло.

– Думаю, это меньшее из зол на сегодня, – отозвалась Марианна.

– Верно, не поспоришь, – заулыбался Константин, проводя пальцем по панели магнитолы.

Автомобиль, рассекая лучами ксеноновых фар скованную мраком лесную дорогу, ворвался в бурную, освещенную фонарями реку автомагистрали, вливаясь в ее плотный поток. Неожиданно, перекрикивая шум вечерней трассы, из колонок грянул громогласный малоразборчивый речитатив, скудно разбавляемый ритмичным битом. Илья Вадимович передернул плечами, глаза его причудливо заходили по кругу по часовой стрелке, а потом в обратном направлении. Как бы нелепо это ни звучало, но Марианне пришло в голову, будто он принюхивается, старается уловить запах, «принюхивается» глазами. И снова всплыл образ охранника-вороны, когда он вез ее в клинику та же мелодия звучала в его машине или не та ведь подобные ритмы почти неотличимы друг от друга, а слов не разобрать, но исполнитель был определенно тот же.

– Сделай потише! – попросила Марианна.

– Это же МС Рад-Х! – Улыбка Константина отразилась в зеркале заднего вида, он нехотя убавил звук. – Свежий трек, – произнес он, качая головой в такт однообразному ритму, – мне нравится!

«Не исключено, что он все-таки моложе меня», – подумала Марианна, но заговорила, само собой, о другом:

– Этот Рад-Х со своим рэпом будто преследует меня.

– Не только тебя, – неожиданно согласился Константин, – он преследует всех… Маркетологи не зря трудятся, реклама, SMM… Это и есть их цель – сталкинг, преследование. Рад-Х – грамотно продвинутый продукт. Ты наталкиваешься на него везде – в соцсетях, на билбордах, в телеэфире со скандальными новостями, разумеется. Поначалу раздражаешься, а со временем привыкаешь. Продукт становится частью твоей повседневной жизни, ее неизменным фоном. А поскольку любой процесс, включая саму жизнь, основан на деталях, то без этого продукта, незаметно ставшего привычной деталью повседневности, ты уже не мыслишь своих дней, проще говоря, подсаживаешься на продукт. Лично я, как видишь, уже подсел. – Константин подмигнул зеркалу.

Марианна, несмотря на желание поспорить, вынужденно отвлеклась – Илья Вадимович, не прекращая своих глазных упражнений, резко схватил ее за локоть и принялся шевелить губами, словно пытался заговорить, но позабыл, как это делается. Но слова все же сорвались с губ. Смысл слов был неясен, но Марианна нутром ощутила их важность:

– Корень… – сдавленно произнес медиум.

– Говорите, говорите, я слушаю, – подбодрила его девушка.

– Корень – основа всему… – выдавил Илья Вадимович и, откинувшись на спинку заднего сиденья, отключился.

– Ты что-нибудь поняла? – спросил Константин, сворачивая с шоссе на узенькую улочку. – Путь близился к концу.

– Нет. Но он это уже говорил, когда мы сидели взаперти в лифте. «Корень – основа всему» – о чем это?

– Ты спрашивала его о Вихре там, в палате, какой ты задавала вопрос?

– Где Вихрь? – вспомнила Марианна. – Я спрашивала его просто: «Где находится Вихрь?»

– Так, может, это и есть ответ?

Константин задумался, силясь что-то припомнить.

– Как имя той богини, которую называл Мансуров? Та, что открыла портал? – спросил он после затянувшейся паузы.

– Кажется, Мэй… Или вроде того… Короткое имя на «М», точнее не вспомню.

– Мэв, – сквозь сон пробормотал Илья Вадимович. – Мэв, – повторил он, не размыкая век.

Тем временем Константин притормозил у подъезда Марианны, и, обернувшись к Илье, легонько потряс его за локоть.

– Илья Вадимович, вы знаете, где Вихрь? – спросил он, когда разбуженный медиум разомкнул веки, подняв на Константина глаза, устало выглядывавшие из-под белесых ресниц сквозь непослушную прядь волос, ниспадающую на лицо.

В салоне по-прежнему играла музыка. Илья зачем-то потянулся тонкими руками к колонкам, откуда шел звук, провел ладонью по решетке динамиков и задумчиво произнес:

– Корень – основа всему.

– Оставь его, – попросила Марианна. – Видишь, он не собирается отвечать, а повторяется.

– А мне кажется, что он как раз отвечает. Имя богини он назвал четко. Просто отвечает он по-своему на одном ему понятном языке, и лично я собираюсь его расшифровать… Я помогу тебе подняться, – вдруг спохватился Константин, сообразив, что неплохо бы проводить девушку до дверей, вместо того чтобы утомлять ее разговорами, да еще и после всего пережитого.

– А как же он? – спросила Марианна, кивнув на Илью Вадимовича, созерцавшего потолок салона с таким интересом, словно он являл шедевр мировой живописи.

– Он побудет в машине. Ничего с ним не случится. Потом я отвезу его к себе. Поживет пока у меня, а там посмотрим, скорее всего, определю его в приличную клинику, будет наблюдаться у моего коллеги – он уважаемый профессор, а главное – не грезит бесами.

Константин приоткрыл дверь салона, собираясь выходить, но чья-то рука легла ему на плечо. Он развернулся вполоборота – медиум смотрел на него немигающим взглядом, будто пронзая тысячами стрел. Голос Ильи Вадимовича зазвучал ровно и чисто:

– Не Мэв, а та, другая, что пришла первой, открыла путь. Закрыть может только тот, кто открыл.

Приближались зимние холода, и течение жизни Марианны потихоньку возвращалось в привычное русло. Она возобновила тренинги, преимущественно в онлайн-формате, вела электронную переписку, регулярно – раз в неделю – посещала психотерапевта Эдуарда Александровича, который, узнав о случившемся, не только проникся сочувствием к девушке, но и сознанием отчасти и своей вины в произошедшем – как-никак он сам свел ее с безумным доктором, которого почитал за светило психиатрии. Дабы загладить оплошность, едва не стоившую настрадавшейся девушке жизни, он предложил пациентке не оплачивать его сеансы в течение целого года. Однако девушка отказалась от столь великодушного подарка взамен на услугу иного рода – попросила делиться с ней информацией об одном пациенте, мальчике со специфическими проблемами половой дифференциации и странным именем АК-47. Просьба с точки зрения врачебной этики ни в какие ворота не лезла, но, учитывая обстоятельства, отягощенные надоедливо подскребывающим на душе чувством вины, доктор со скрипом согласился.

Так Марианна была в курсе дел Акима, что называется, по данным официальных источников. Но в ее распоряжении имелся и другой источник, гораздо более надежный и информативный, – индикатор, улавливающий малейшие колебания настроения подростка. Таким индикатором стало маленькое зеркальце, заимствованное Марианной из коллекции Тимура Сардоковича. Стоило ей откинуть миниатюрную крышечку, как из зеркального омута, сменяя друг друга, проявлялись краски. Марианна научилась считывать калейдоскоп чередующихся цветов не столько глазом, сколько вновь открывшемся ей чувством. Чувство не поддавалось словесному описанию, но коль скоро нам приходится постигать неописуемое посредством несовершенного понятийного аппарата, то пробудившееся чувство можно охарактеризовать как чувство знания, приходящего из запределья всех существующих границ пространства и мысли. Под руку с этим чувством девушка на долгие часы погружалась в мрачные настроения подростка, гонимого и понукаемого как в школе, так и дома; подростка, внутри которого боролись два начала – мужское и женское, но сам он в этой борьбе оставался зрителем, потому что за него уже все давно решили при рождении. «АК-47» – мальчик, названный брутальным отцом с тем, чтобы олицетворять мужество, от кого за версту должно было веять тестостероном… Вместо этого он горстями глотал гормоны и безропотно сносил нападки одноклассников. Эти погружения изматывали Марианну, иссушали, по капле забирая жизненные силы. Она еле сдерживалась, чтобы не вмешаться. Сдерживалась, понимая, что, пока рано, ее душа, та, что маялась в теле мальчика еще не на краю, а лишь на пути к краю пропасти, – на этой стадии мальчик пока не готов будет принять правду, он должен подойти к самому краю, чтобы в полной мере постичь ту критическую точку пересечения их судеб и зарождения их общей души. Марианна наблюдала, переживала, безмерно сострадая, но не вмешивалась. Так проходили дни.