Сэмюел Сайкс - Десять железных стрел [litres]

Но я не могла думать. Все это было… слишком. Утекло слишком много крови, слишком много врагов против меня, слишком много друзей меня оставили. Я не видела выхода, не могла выродить план, не могла даже выдать остроумную, мать ее, фразочку.

И, когда Третта впилась пальцами мне в руку и волоком потащила меня по коридору, я пришла к выводу, что все это не имеет значения.

Раз уж меня все равно запытают и убьют.

«Плен – это еще не так плохо, – однажды сказал мне старый скиталец, Веррим Кинжал, вроде бы его звали? Или Кин Вигилия? В общем, как-то глупо. – Тебе могут сковать руки, заткнуть рот, выколоть глаза. Но никогда не посадят под замок твой разум, не свяжут инстинкты. А пока они при тебе, ни одна тюрьма не стоит того металла, из которого ее возвели».

Хорошие, крепкие слова. На такие можно опереться в тяжелые времена, такие станут лопатой, которой можно откопаться из любой ямы. Я их вспоминала всякий раз, как оказывалась настолько глупа, пьяна или невезуча, чтобы угодить кому-то в лапы.

Кроме этого.

На этот раз я могла только вспомнить, что спустя, ну, дня два после того, как он сказал мне эти слова, его казнили. Обезглавили. Грязная, мать ее, смерть. Башкой потом из пушки выстрелили.

Когда захлопнулась дверь камеры, когда узкое, давящее пространство карцера проглотило ее эхо, я начала думать, что, может, иногда неважно, какие у тебя там в загашнике мудрые изречения, потому как сейчас ты просто-напросто в жопе.

Ну, по крайней мере, я была именно в ней.

Третта молча закрыла камеру на замок, и только потом отобрала у меня оружие, нарочито брезгливо держа Какофонию двумя пальцами. Прежде чем он вместе с клинком скрылся в мешке, я успела уловить злобный взгляд латунных глаз.

Без оружия. Без ничего. Никак не отвертеться от казни, никак не спасти Лиетт.

«Успокойся, – приказала я себе. – Ты выпутывалась из переделок похуже… погоди, да?.. Неважно. Думай. – Я с прищуром глянула на Третту, вздернувшую мешок. – Она вспыльчивая. Разговори ее. Привлеки внимание».

– Эй, – подала я голос, – красотка?

«Да еб ж твою…»

– Нет! – рявкнула Третта, не глядя на меня. – Никакой лжи, оскорблений, скользкой игры словами. Встречай смерть с хотя бы подобием достоинства. – Она все-таки бросила беглый взгляд. – Или Сэл Какофония не знает как это?

– Сэл Какофония, – отозвалась я скупо, – не встречает смерть. Смерть боится заглянуть к ней на огонек.

«Етить меня через колено, как звучит-то. Ну и почему ты вечно выдашь такие фразочки, когда вот-вот сдохнешь?»

– Бессмысленная риторика, что и требовалось доказать, – заключила Третта. – Не стоило надеяться, что ты не осквернишь память своих жертв столь бесполезной позой. Лишь ради них я держу революционную ярость в узде, иначе ты присоединилась бы к ним в…

– Ой, да кому ты чешешь.

Никто не может полностью собой владеть, что бы ни любил рассказывать. А у тех, кто на вид крепче всех, самые большие слабости. Все, что нужно – найти их и хорошенько, прицельно ткнуть.

Как только Третта проявила ко мне интерес, ее холодная, профессиональная уравновешенность посыпалась, как пепел и сухая грязь.

– Знаю, прошли месяцы, Третта, но ты что, правда забыла, что я не дебилка? – поинтересовалась я, прижимаясь к решетке. – Серьезно ждешь, что я поверю, будто ты все это делаешь ради жертв? Ради людей, которых ты никогда не знала и на которых плевать хотела, пока я не возникла на горизонте и не унизила тебя?

Третта поджала губы, прищурилась.

– Революция защищает всех, – механически проговорила она. – Угнетенных, притесненных, всех, кто изнемогает под каблуком упадничества, развращенности…

– Женщина, твоя Революция положила больше народу, чем я в самых смехотворных россказнях обо мне. – Я навалилась на дверь, свесила руки, просунув их сквозь решетку – дерзко, небрежно. – Да ты срать на них хотела, так же как тебе срать на тех, кого ты думаешь, что я убила. Когда ты думаешь обо мне, ты видишь не их. Ты видишь себя.

Третта не шевелилась. Она ничего не говорила. Но и не уходила. Я облизнула губы, подалась вперед. Оставалось лишь подманить ее достаточно близко.

– Ты видишь, как отхватила по щщам, когда я освободилась, – прошептала я тихо, чтобы вынудить ее еще подойти. – Ты видишь себя, закованную в цепи и использованную в качестве щита, когда я выбралась из твоей дерьмовой тюряжки и удрала из твоего дерьмового городишки. Ты видишь себя, Третту Суровую, такую преданную и исполненную долга, которую переиграл, заткнул за пояс, размазал жалкий скиталец, которого ты презираешь.

Ее лицо исказилось сдерживаемым гневом. Хорошо. Третта придвинулась на шаг. Еще лучше.

– Валяй, говори себе, мол, это во имя жертв, – произнесла я с усмешкой, широкой, ленивой, умоляющей врезать. – Или во имя Революции. Или иной лжи, какую ты там себе выдумаешь. Случившегося это не изменит. Я все равно тебя переиграла. Ты все равно меня упустила. – Я подалась как можно ближе, предлагая попробовать ударить. – И буду переигрывать снова и снова.

Ее тело под мундиром содрогнулось.

Да.

Ее ладонь скользнула к мечу на бедре.

Дава-а-ай.

Ее пальцы стиснули эфес крепче.

Ну давай уже, блядь.

– Ты права.

Стоп, что?

Ее хватка ослабла. Голова опустилась с тяжелым вздохом.

– Ты права, – повторила Третта. – Я и в самом деле жажду мести. За унижение. За все, что ты сделала. За все, что ты могла сделать, ведь моя жизнь была в твоих руках. – Она подняла на меня взгляд – без холода, без тепла, лишь с болью. – Ты опозорила меня. Мой чин. Мою ставку. Я отдала бы что угодно, только бы ты поплатилась за это жизнью.

– М-да? – хмыкнула я, продолжая дразнить. – У тебя столько не хватит.

– Не хватит.

Еб твою ж, сколько мне еще изгаляться?

– Но мне и не нужно. – Третта напряглась, заложила руки за спину, смерила меня прохладным взглядом. – Через час явятся все наши допросчики со всеми инструментами, необходимыми, чтобы разорвать тебя на куски. Ты расскажешь все, что мы хотим знать, а потом умрешь.

Она развернулась на пятках, подхватила мешок и направилась на выход. Я врезала по решетке, ощерилась.

– М-да? И не от твоей руки! – заорала я, и в мой голос закралось отчаяние. – Ты будешь случайным наблюдателем, свидетелем собственного провала, опять! Все узнают, что Третта Суровая не сумела убить Сэл Какофонию, даже когда закрыла ее в клетке уже второй раз!

– Никто не узнает, – Третта остановилась, глянула через плечо. – Мы сожжем твое тело и развеем пепел по ветру. С каждым годом, что ветер будет его кружить, люди все меньше будут о тебе помнить, пока ты не превратишься в дурной сон. Со временем и он тоже сотрется.

– Но тебе не поиметь такую честь! Удовольствие! Ты не… эй! ЭЙ!