Сэмюел Сайкс - Десять железных стрел [litres]

Хотела, чтобы все они знали: явилась Сэл Какофония, и смерти не минует никто.

Щит врезался мне в подбородок. Я пошатнулась. Лезвие ужалило в руку. Я замахнулась, промазала. Зарычала, но они продолжали наступать. Сотни? Тысячи? Я не считала. Мне было все равно. Им тоже.

Но я не могла позволить им остановить меня.

Моя рука потянулась к черной рукояти на боку. Он не хотел выходить. Он сопротивлялся. Я не дала ему прятаться.

Мы заключили сделку, он и я.

Мучительная боль взметнулась вверх по руке, я вырвала Какофонию из кобуры. Перетерплю. На хер мне эта рука. И кровь туда же. Мне не нужно в конце всего этого остаться в живых. Достаточно только ее.

Я щелчком открыла барабан, вставила в него три патрона. Повернулась к толпе солдат. Нажала на спуск.

Геенна взревела. Бушующий вихрь хохочущего пламени пронесся по палубе, поглощая крики своим гулом, обвиваясь вокруг людей. Обугленные, красные, покрытые волдырями, поджаренные, солдаты падали.

Я прицелилась в другую гущу врагов. И выстрелила снова.

Изморозь зашипела, расплескалась. Бледный цветок инея раскрылся в единое мгновение, копья зазубренного льда пробивали тела, рвали жилы, вонзались в поясницы, раскурочивали грудные клетки и позвоночники. Насаженные на колья, корчащиеся, солдаты падали и кричали.

Я развернулась. Увидела новых. Нажала спуск.

Руина запела, отправляя их в полет. Самых удачливых разбросало, как пепел на ветру, они с визгом исчезли в серой пустоте или разбились о склоны гор. Неудачников размозжило на месте, о пушки и обломки. Истекающие кровью, изломанные, они тоже падали и вопили.

Все больше и больше. Тело за телом. Жизнь за жизнью.

И мне было все равно.

Я не видела их лиц, не слышала голосов, не различала, мужчины это или женщины, есть у них семьи или нет, верят они в свое дело или нет. Не знала, плевать хотела, не думала ни о них, ни о своих ранах, ни о корабле, ни о том, как мы сюда попали, ни о чем.

Ни о чем, кроме нее. И как ей уйти отсюда. От огня. От крови.

От меня.

Даже если мне придется сжечь эту землю дотла.

Может, я уже убила их всех. А может, сама была уже мертва и не заметила этого. Я не понимала. Не могла сказать. До тех пор, пока нажав на спуск, не услышала сухой щелчок. Пока меч не пронзил пустой воздух. Пока не осталось никого, с кем сражаться.

Лишь тогда я остановилась. Лишь тогда глубоко вздохнула сладким от моей собственной крови воздухом. Лишь тогда я увидела.

Догорающих тлеющим пеплом. Насаженных на пики льда. Разбитых о палубу. Одни кричали, зажимая рваные дыры в телах. Другие дергались, с искаженными потрясением лицами, все еще силясь понять, что произошло, даже когда вокруг сгущалась тьма. Третьи лежали, затихшие и спокойные, когда-то живые, а теперь просто сноски в этом уродливом и длинном эссе, аргументы которого все еще бушуют вдалеке.

Моих рук дело. Кем бы они ни были – приверженцами или новобранцами, были ли у них семьи или нет, кем бы они ни считали себя до встречи со мной – я их прикончила. И что бы еще тут ни случилось, всегда будут говорить, что Сэл Какофония пришла и оставила после себя трупы.

И мне было плевать.

– Сэл.

Пока с ней все в порядке.

Я не хотела оборачиваться. Не хотела видеть ее, не хотела, чтобы она увидела меня, стоящую посреди этой бойни, каждую частичку монстра, которым она боялась, что я стану, каждую кроху ее совершенной давно ошибки. Я хотела уйти, или перемахнуть через перила вниз, или просто упасть и умереть – адреналин уже вытекал из меня, оставаясь еще одним пятном на палубе, – но ноги подкашивались, зрение затуманивалось, а дыхание застревало в легких льдом.

Но мысль о том, чтобы лечь и просто позволить всему погрузиться во тьму…

Не увидев ее, по крайней мере, еще хоть разок…

Я обернулась. Она стояла, хрупкая, нежная, слишком чертовски красивая и хорошая, чтобы находиться среди чудовищ. Ее губы были приоткрыты. Глаза не моргали. Она охватила взглядом меня всю – каждую каплю крови, каждый шрам и металл, – и я знала, что она видит.

То же, что и все остальные. То же, что скажут в день, когда все это закончится.

Что когда армия встала между Сэл Какофонией и тем, кто в ней нуждался, она сожгла эту армию дотла.

И ни единым словом не высказала жалости.

– Они… – прошептала Лиетт, – они собирались меня убить?

– Ага, – ответила я.

– Но мы были заодно. Они должны были…

– Ага, – я сплюнула что-то на доски. – Ты в порядке?

– Я… да. Я в порядке.

Я кивнула.

– Хорошо.

А потом упала.

Колени подломились. Или я потеряла слишком много крови. Или Приверженный что-то со мной сделал. Или просто у меня не осталось причины стоять на ногах. Я слишком устала, слишком изранена, чтобы беспокоиться. Пока Лиетт в порядке… то и ладно.

Палуба поднялась мне навстречу.

А потом остановилась.

Объятия. Ладони на моем теле. В нос ударил запах масла и цветов. Кто-то помог мне опуститься на палубу. Отдаленные ощущения, как сквозь простыню, но они были реальны. Ее прикосновения. Ее запах. Ее широко раскрытые глаза напротив моих, когда она подняла мое лицо. И улыбнулась.

– Умрешь здесь на моих руках, – прошептала Лиетт, – и я никогда тебя не прощу.

Так что… сдохнуть не удалось.

– Идем со мной, – сказала я, прерывисто дыша. – Нам не нужно тут быть, Лиетт. Никому из нас.

Ее улыбка померкла. Было больно на это смотреть.

– Не могу, – тихо сказала она. – Мои исследования…

– Не надо. – Я слабо покачала головой. – Не умирай за них. Оно того не стоит. Какую бы клятву ты ни дала.

– Да блядь, Сэл, дело не в клятвах. А в тебе. – Она вцепилась в меня обеими руками. – Эта дрянь в Реликвии способна менять реальность. С нею я могу сотворить новый мир.

– Новый мир того не стоит.

– Стоит, Сэл. Сто миров того стоят, – в ее глазах блеснули слезы, слишком чистые для грязи вокруг, слишком нежные для этого места. – Я бы сжигала их дотла и строила заново каждый раз.

Она притянула меня к себе. Прижалась лбом к моему. Такая теплая. Как и ее голос.

– Пока не найду тот, где тебе не будут причинять боль.

Жизнь – это не опера.

Люди умирают, обсираясь вместо последних пронзительных слов. Любовь не длится вечно, а за деньги борются гораздо охотнее, чем за романтику.

Но бывают мгновения.

Когда вся борьба кажется стоящей. Когда не думаешь дважды перед тем, как пролить за кого-то кровь. Когда слез одного человека, одной улыбки достаточно, чтобы убедить тебя встать на ноги и продолжать дышать, жить.

Мгновения, подобные этому.

Когда я упала на нее. А она меня поймала. Мои губы нашли ее, пальцы вплелись в ее волосы, а ее руки обвили мою талию. И мы растворились друг в друге на один долгий задержанный вздох среди этого огненного неба.