Сэмюел Сайкс - Десять железных стрел [litres]

– Откуда у нее мои мерки?

– Я дал.

Я распахнула глаза.

– Откуда… откуда у тебя мои мерки?!

Я уставилась в зеркало.

– Ну? Что думаешь?

Я не знала, на кого смотрю.

Послушать молву, так Сэл Какофония была той, чей вид заставлял ветер захлебнуться, а птиц – ринуться прочь с небес. Говаривали, что она жестка, словно клинок в ее руке, что она является из тьмы и несет в ладонях огонь, что она носит скитальские татуировки как броню, а шрамы как трофеи, что она идет по земле и оставляет после себя пепел и крики.

– Видишь ли, тебя под рукой не было, так что мадам пришлось местами прикидывать на глаз.

Женщина в зеркале была не такая.

Маленькая, стройная, в фиолетовом платье, слишком облегающем грудь, слишком свободном в ногах. Одетая в шелка вместо кожи. С заплетенными в изящные косички волосами, которые больше не падали ей на лицо. И вместо шрамов и татуировок у нее… ничего. Ни ран. Ни крови. Ни грязи.

Я пялилась на нее. Она пялилась на меня.

– Оно, несомненно, ограничит тебе свободу действий, – продолжил Джеро. – Но от бедра идет разрез, что хорошо на случай, если дела пойдут плохо. Чего, само собой, не случится, но ни один план свержения империй не идет без сучка.

И ни одна не узнавала другую.

– Ты колеблешься, – вздохнул Джеро. – Понимаю. Привыкнуть сложно, но заверяю…

– Я выгляжу нормальной.

Слова сорвались с моих губ, но голос показался чужим. Это говорила женщина в зеркале. Та, что не была ранена, не была изрисована татуировками, не была… сломана.

Она могла отправиться куда угодно, эта женщина. На рынок за покупками вместо того, чтобы охотиться на людей. В таверну без опасений, что там ее дожидается убийца. Домой, где нет клинков и револьверов, к кому-то живому, а не к призраку, и они бы вместе выпили, наслаждаясь компанией друг друга, вместо того, чтобы стараться забыть.

Она никого не убивала, эта женщина, которая жила под всеми моими шрамами, татуировками, историями.

Я ее не знала. Но я ей завидовала.

Рядом стоял Джеро. Никаких тебе заверений, соболезнований, слов, ничего. Он тоже смотрел на женщину в зеркале и, я знала, видел то же, что и я.

– Да, – тихо произнес Джеро. – Выглядишь.

Он, я знала, тоже ей завидовал.

Я скользнула по платью ладонями. Ощущать кожей шелк, без кровавых пятен, без грязи, было странно.

– Я могу его оставить? – спросила я. – Когда мы закончим?

Джеро кивнул. Я мягко улыбнулась.

– Наверное, просто хочется… выглядеть нормальной. Даже если не могу…

– Можешь.

Я впервые посмотрела на отражение Джеро. Он стоял рядом – я не заметила, когда он оказался так близко. Не осознавала, насколько он высок, или насколько глубоко прорезались его морщинки, или когда его руки оказались на моих плечах.

– Когда мы закончим, – произнес он, – появится место без Империума, без Революции, без солдат, убийц, охотников. Два-Одиноких-Старика выстроит его, благодаря той Реликвии. И мы ему поможем. Как только все кончится, мы станем героями.

Джеро сжал мои плечи. Его руки были нежными. Теплыми.

– Или мы можем просто ничем не выделяться.

Он вздохнул. Его лицо в зеркале помрачнело. Его руки соскользнули с моих плеч. Джеро ничего не сказал – не было нужды. Я сама поняла.

Это приятная мечта. Но всего лишь мечта. А пока что мы все еще убийцы, он и я. Пока что мы собираемся красть, лгать, изворачиваться. Пока что мы собираемся создать это место из кровопролития, воровства и гибели империй.

Мы не нормальные.

Пока что.

– Думаю, сойдет.

Я прошлась – вернее, изо всех сил попыталась, в туфлях-то – по комнате. Шелк обнимал куда плотнее, чем я ношу обычно, да и к такому слою грима на коже я вряд ли бы когда-то привыкла, но терпимо.

– Только одна проблема.

Я развернулась, пытаясь рассмотреть собственную задницу.

– Куда мне в этой штуке прятать Какофонию?

Джеро сверкнул кривой улыбкой, которая подсказала, что где-то в течение вечера я совершенно точно врежу ему по яйцам.

– Да, – произнес он, – насчет этого…

Вино – напиток для ушлепков.

Не пойми неправильно, я знаю множество отличных любителей вина. В том числе мои некоторые старейшие и дражайшие друзья. Что, впрочем, не означает, что они не ушлепки.

Не то чтобы виски не был напитком для ушлепков, но виски для честных ушлепков. Виски не лжет – ты с первого глотка понимаешь, откуда он, сколько стоит и переживешь ли ты ночь с ним. А вот вино – для ушлепков совсем иного рода.

С виски ты ввяжешься в драку и, если компания приятная, пососешься. С вином ты в основном потратишь кучу времени на трепотню.

– Не то чтобы я ненавидел нолей.

Вот таких ушлепков.

– Скорее наоборот, я с огромным уважением отношусь к тому, что они способны достичь, несмотря на ограниченность. – Келтифан юн-Атторо прервался для последнего глотка из бокала и задумчиво хмыкнул. – Ноли строят наши мосты. Ноли мостят наши дороги. Ноли делают Империум тем, что он есть.

Он взмахнул ладонью. Слуга с серебряным подносом полных бокалов тут же спешно приблизился. Явил пустые глаза, пустую же улыбку. Келтифан взял новый бокал и снова махнул. Слуга низко поклонился – с шуршащим звуком – и удалился к дюжине точно таких же слуг, готовых разносить хорошо одетым гостям угощения и десерты.

Должна признать, качество слуг Келтифана впечатляло. Они быстро реагировали, ничего не роняли и обходились без разрывов. Честно, если бы не пустые глаза, шуршание, с которым они двигались, и одинаковость – вообще не скажешь, что перед тобой бумажные големы.

– Однако сражаются ли они за это? – измышлял Келтифан, поглаживая бороду. – Знают ли, что такое искусство? Что такое платить Госпоже Негоциант Меной, дабы усмирить дикарей и хранить цивилизацию дальше? Нет, разумеется. Да как вообще можно им это описать? Как описать музыку глухому, красоту слепому?

Его седые волосы и глубокие морщины свидетельствовали о возрасте, но жесткая выправка и многочисленные ордена на черно-фиолетовых одеждах говорили мне, что Келтифан на самом деле так и не оставил имперскую армию. Клинок на бедре хоть и не знал битв годами, был отполирован до блеска и заточен. Военный до мозга костей.

– Как нельзя и доверить им командование, – продолжал он. – А посему вся эта их «Революция» есть полнейшая чушь.

А значит он действительно верил во все дерьмо, которое лилось из его рта.

Наверное, я могла бы проявить больше понимания. Империум, в конце концов, изрядно его одарил, в том числе и внушительным особняком, в котором мы и находились.

Самое большое из всех вырисовывающихся на скалах домов, поместье Атторо раскинулось на почти три мили с обширными садами, жизнь растений в которых поддерживали согревающие чары, с загонами для верховых птиц, казармами для домашней стражи и винными погребами, способными держать многочисленных, очень многочисленных гостей в хмельном веселье.