Сэмюел Сайкс - Десять железных стрел [litres]

Но она сработала.

Мне хотелось сблевать. Мне хотелось расплакаться. Мне хотелось рухнуть от изнеможения и ужаса и просто лежать, пока не перестанет быть так больно.

Может, я так бы и поступила.

Но, знаешь ли.

Кругом бушевал огонь, так что…

Я бежала по коридору, ослепленная дымом. Новые раны боролись со старыми шрамами за право прикончить меня первыми. В легких полно чада, в голове – наркоты. Я оставляла за собой чертовски много крови, но все еще бежала, все еще дышала, все еще жила.

Я бывала в переделках и похуже.

И если бы в ближайшее время в башке перестало звенеть, наверняка бы даже вспомнила, в каких именно.

По крайней мере, я стряхнула погоню – пять минут беготни по коридорам, и все, никого не слышно. Правда, существенно мешали крики и все такое, но меня занимали проблемы посерьезнее.

Особняк нарочно выстроили просторным. Птицы ненавидят тесноту, а оякаи крупнее многих. Все, что мне было нужно – следовать по коридорам, достаточно большим, чтобы пропустить здоровенную, хмурую птицу. И если этот особняк сродни домам обычного имперского ушлепка-богатея, где-то достаточно высоко, чтобы дать птицам взлететь, должно располагаться гнездовье. Если Тутенг и Джеро надеялись забрать птиц, то направились именно туда.

Есть же смысл… да?

Мыслительный процесс давался с трудом. Я слишком изнывала от боли, слишком много крови потеряла, слишком много огневдоха нанюхалась… я уже не знала, где есть смысл, а где нет. Я не знала, зачем я здесь, когда выяснилось, что Два-Одиноких-Старика мне солгал, когда из-за меня мертвы столько людей, когда…

– Все бежишь?

Никаких криков. Никакой песни. Никакого огня. Я четко услышала ее голос.

Я увидела ее впереди, среди клубящегося дыма. Маленькую, худенькую, улыбчивую. Слишком прекрасную для этого гнусного места, и все же она смотрела на меня этими своими нежными глазами, словно не замечала обагрившую меня кровь.

– Дарриш? – прошептала я.

«Нет, – сказала я себе. – Очередной призрак. Наркота. Раны. Что-то. Она не настоящая».

Не настоящая.

Так почему я перестала бежать?

– Знакомо, да? – Дарриш зашагала ко мне, не замечая витающего в воздухе пепла, не глядя на мои запятнанные алым руки. – С огнем по пятам, с мертвыми телами за спиной, с надеждой, что, если бежать достаточно быстро, можно спастись от пожара, который сама же и учинила?

– Ты не настоящая, – прошептала я, когда она приблизилась.

– Разве?

Дарриш подняла руку, прижала к моей щеке ладонь, как делала когда-то. Когда я возвращалась, хромая, в казармы после того, как задание пошло наперекосяк. Когда я, поникнув головой, часами стояла перед ее дверью, прежде чем постучать. Когда Дарриш держала меня в объятиях, и гладила по волосам, и говорила, что все это того стоило…

Ее ладонь была такой же, как прежде. Теплой. И такой мягкой.

– Разве я не кажусь настоящей? – прошептала она, и ладонь соскользнула с моей щеки. – Разве я не была настоящей, когда ты приходила ко мне всеми теми ночами?

– Была, когда я надеялась на тебя в ту ночь, когда Враки отнял мою силу! – рявкнула я, перехватывая запястье Дарриш и отталкивая ее. – Была, когда ничего не сделала, чтобы мне помочь. А сейчас – нет.

– Может. Но может, я никогда не была для тебя настоящей, – произнесла она. – Может, я всегда была лишь приятным сном, к которому ты возвращалась, когда убегала от мертвецов, которыми усеивала поля как Алое Облако. Может, я была тем, от чего ты могла бежать, когда я в тебе нуждалась.

Ее слова ранили, но в улыбке не было злобы. Дарриш на нее неспособна. Даже ненастоящая.

Как сейчас… правда?

– Сэл Какофония, – хмыкнула она. – Скиталец. Убийца людей и чудовищ. Обладательница Наследия Безумного Императора. Но ни в одной истории не говорится о том, сколько ты убегаешь, м-м? От чего на этот раз?

– Ни от чего.

Дарриш выглянула из-за моего плеча.

– Похоже на роскошный пожар. Не твой лучший, но похоже на то.

– Я не бегу.

– Нет? Тогда что ты делаешь?

Я не должна с ней говорить. Я должна двигаться. Она не настоящая. Не настоящая.

– Птицы, – прорычала я и потащилась дальше. – Мы забираем птиц, забираем Реликвию, мы оканчиваем войну.

– Ох, Отпрыски, какие мы бескорыстные! – хихикнула Дарриш и медленно зашагала спиной вперед, чинно сложив руки сзади. – И все это ты собираешься сделать из доброты душевной? – Она склонила голову набок. – Или только чтобы меня убить?

Не говори с ней.

– Вот, ради чего все это, так? Все пожары… они просто для того, чтобы добраться до имен из твоего списка, чтобы их убить.

Двигайся дальше.

– Ведь ничего не будет нормальным, пока ты знаешь, что мы где-то есть, правда? Виски невкусный, поцелуи несладки, все неправильно. Все, кроме нашего убийства. Всех до последнего из списка.

Она не настоящая.

– Все пожары того стоят, верно? Как стоили и тогда, пока ты могла ко мне возвращаться. Ты будешь все жечь и жечь, и ничего страшного, пока ты можешь держаться на шаг впереди дыма.

Она НЕ настоящая.

– И когда закончишь, Салазанка, и последнее имя в списке окажется вычеркнуто, ты просто продолжишь бежать впереди огня? Или наконец остановишься, обернешься…

ОНА. НЕ. НАСТОЯЩАЯ.

– И увидишь пепел, который ты оставила?

Дарриш остановилась. Поняла руку, указала поверх моего плеча.

Не стоило оборачиваться.

Но я обернулась.

Пламя лизало коридор, выныривая алыми языками из черных пастей-проходов, изрыгающих дым. И я увидела там еще одну женщину – хрупкую, нежную, легкую, словно пепел на ветру.

Она уставилась на меня большими глазами за стеклами больших очков, с ужасом на лице. Протянула руку и прошептала:

– Сэл…

Я протянула руку в ответ.

И крикнула:

– Лиетт!

Пламя поглотило ее. Она исчезла. Остался только пепел.

– Огонь все горячее, Салазанка, – хмыкнула у меня за спиной Дарриш.

Я заорала, взметнула щит, готовая размозжить им ей лицо. Но когда развернулась, Дарриш пропала. На ее месте стояла обугленная шелуха, которая когда-то была человеком, вся черная, кроме широкой улыбки на впалом лице.

– Уноси-ка ты ноги .

Я моргнула.

Она исчезла. Лиетт исчезла. Обе ненастоящие.

А вот огонь – вполне. И он никуда не делся.

Я двинулась дальше. Остановка дала моему телу осознать, насколько оно устало. Каждый шаг перемежался гримасой, резью, болью, которая будет возвращаться каждое утро до конца моих дней. Если, конечно, я выберусь отсюда.

Но я продолжала идти. Со следующими по пятам огнем и дымом я шагала, пока огромный коридор не сменился таким же дверным проемом, а тот – необъятной комнатой.

Стоило шагнуть на порог, как меня хлестнуло холодным ветром, так, что кровь и пот застыли на коже. По деревянному полу разметались гнезда, насесты, игрушки, жутковатые останки крупных животных, служивших птицам обедом. Северная стена отсутствовала напрочь, ее заменяли гигантские двери, снесенные с петель. По краям мерцали сигилы.