Сэмюел Сайкс - Десять железных стрел [litres]

И Сэл разрушила его единственным выстрелом.

– Многие уходят, – продолжил Родик. – Кроме Синдры. Я думал, что пережду здесь с ней, но она… – Он вздохнул, с усталых губ сорвалось облачко пара. – Синдра сказала, что этот скиталец не знает милосердия.

«Она права, – сказал Мерет себе. – Она всегда права».

– Родик, – произнес он, – я не хотел…

– Ты не виноват, – Родик поднял руку, прерывая его извинения. – И ты слишком много помогал Малогорке, чтобы я упрекал тебя в желании сделать чуть больше. Но, Мерет… – Родик взглянул на вершину холма и содрогнулся, будто ожидал, что Сэл в любую минуту вылетит наружу и снова примется стрелять. – Она того не стоит.

Мерет сглотнул.

– Не стоит чего?

– Этого поселения, усилий, того, через что ты проходишь, чтобы ей помочь. – Родик сощурился. – Ты когда-нибудь видел дело рук скитальца, Мерет?

– Я видел следы войны в округе и…

– Тогда ты видел дело рук цивилизованных людей, доведенных до предела. Но скитальцы… – Губы Родика сжались, дыхание стало прерывистым. – Я возвращался из Гнутоели, доставлял туда древесину, шесть лет назад. Спустя полдня вспомнил, что не получил подпись на доверенной бумаге. Я вернулся и…

Голос умолк, затерялся среди холодных снежинок, опускающихся на землю с неба.

– И что? – подтолкнул Родика Мерет.

– И… ничего, – прошептал тот. – Города не стало. Он был разрушен до основания. Людей разметало, они висели, насаженные на обломки своих домов, лежали, размозженные о камни улиц. Больше шести сотен человек. Исчезли за половину дня. Позже я узнал, что это дело рук небесника, ее звали Ванта Зефир, или что-то вроде. Она ни черта у них не взяла. Ничего не требовала. У нее не было никаких причин. Она просто заявилась и…

Родик содрогнулся, глубоко вздохнул.

– Война делает из людей зверей, Мерет, но рано или поздно они опять становятся людьми. Скитальцы же… Скитальцы даже не звери. У тех есть причина убивать. – Родик оглянулся на дом Мерета. – Слушай… в повозке еще есть место. А старушка, – он указал на свою птицу, – еще крепкая. Доставит нас в ближайший город к восходу солнца. Давай со мной, Мерет. Ты не захочешь оставаться, когда здесь случится то же самое, что и с Гнутоелью.

– Родик, я не…

– Что тебя беспокоит? Гордость? Храбрость? Даже самый смелый мертвец – все еще мертвец, юноша, а признательность этого скитальца кончится ровно в тот момент, как ей понадобится через тебя переступить. – Родик вздохнул, опустил на плечо Мерета ладонь, ободрительно сжал. – Послушай. Нам не обязательно продолжать разговор. Можем на этом навсегда разойтись. Сейчас я иду в дом, забрать еще кое-какие вещи, а потом отправляюсь. Если к тому моменту ты будешь сидеть в повозке, я не скажу ни слова. Но я буду рядом. И у тебя будет новое поселение. Лады?

Мерет попытался найти, что сказать, но сумел только слабо кивнуть. Родик с кряхтением ответил тем же, затем побрел в свой дом и захлопнул дверь, оставив Мерета в худшем положении, в каком только может очутиться разумный человек.

Наедине со своими мыслями.

Они звенели внутри черепа: тревога боролась со страхом, страх задыхался под ужасом, ужас пырнула и утаскивала в темный переулок вина. Мысли карабкались друг на друга, стремясь быть услышанными, каждая тараторила так быстро и так неистово, что выхватывала лишь долю мгновения.

Тебе здесь не место.

Ты им нужен.

Кому ты поможешь, если умрешь?

Кто им поможет, если тебя не станет?

И все такое.

Так было всегда. Мерет занимал себя странствиями, исцелением, а еще беспокойством о странствиях и исцелении, как раз для того, чтобы не иметь дело со своими мыслями. Одни мысли приводили к другим, а потом к третьим, они все копились и заполняли голову такой тяжестью, что в конце концов тянули его к земле, где он оставался лежать, парализованный, пока не уставал настолько, что больше не мог их удерживать.

Но стоило коленям задрожать, как сквозь хаос пробился шепот ни на что не похожего голоса. Более напористого, чем другие.

Беги.

Страшного. Холодного. Глубинного.

Убегай. Далеко. Быстро. Не умирай здесь.

Разумного.

Прошу.

Мерет уставился на повозку, на манящее пустое местечко между кухонной утварью и лесорубным топором. Как раз достаточно для него, Мерета, как нарочно осталось. Не придется ничего делать, не придется объясняться, не придется даже думать об уходе. Просто забраться в повозку.

Так он и поступил.

Вернее, попытался. С каждым шагом дыхание давалось все труднее, ноги все сильнее тряслись, пока Мерету не начало казаться, что он рухнет, так и не успев дойти.

– Уезжаешь?

Но как-то нехорошо хлопаться в обморок от страха перед дамой, правда?

Под холодным серым небом ее синяки ярко выделялись на коже. Лиетт стояла в считаных шести футах от Мерета, сложив руки за спиной, и глядела на падающий снег. И все же он как будто… огибал ее, кружил вокруг, но не опускался на плечи. Даже ветер, взметающий снежинки, не касался ни единого волоска на ее голове. Лиетт стояла как будто отдельно от мира, отстраненная, холоднее самой зимы.

– Закономерно, если да.

Мерет моргнул, вдруг осознав, что она обращается к нему.

– Тебе, э-э, не стоит гулять… – произнес он. – С такими-то травмами.

– Я не гуляю.

– В смысле, ходить, и правда, лучше не нужно…

– Ты уезжаешь?

Лиетт смотрела на Мерета. Он не заметил, как она шелохнулась, но теперь ее взгляд устремился на него. Сквозь него. Словно темный нож. Мерет замешкался, пытаясь сообразить, что соврать, как оправдаться, но стоило только что-нибудь придумать – и глаза Лиетт самую чуточку сощуривались, словно она видела, как слова зреют у него на губах, и заранее знала, что это ложь.

– Ага.

И поэтому сорвалась правда.

– Да, уезжаю. – Мерет сглотнул холодную слюну, облизнул потрескавшиеся губы. – Я не хочу больше тут оставаться. Не хочу быть тут, когда начнутся бои. Или когда закончатся.

Лиетт продолжила глядеть на падающий снег, не обращая ни капли внимания на то, как странно он от нее отлетает – словно стремится убраться с дороги, чтобы она рассмотрела нечто далеко за пределами серой облачной пелены над головой.

– Они же грядут? – спросил Мерет. – Бои? Убийства?

– По всей вероятности.

– Из-за нее.

Лиетт закрыла глаза.

– По всей вероятности.

– Она принесет этому поселению погибель. – Слова, горячие и пылкие, вылились с холодным выдохом и рухнули на землю к снегу и слякоти. – И это я привел ее сюда. Я мог бы ее прогнать. Мог бы отказать. Но я привел ее в поселение, и теперь все мы…

– Нет.

Единственное слово. Краткое, пусть и произнесенное без особой злобы – и все же Мерет его скорее ощутил, чем услышал. Единственное слово с множеством ножек, что проползло у него по венам.