Сэмюел Сайкс - Десять железных стрел [litres]

Сигилы чарографа. Но где он сам?

– Оно на меня смотрит? Ох, Отпрыски, кажется, оно на меня смотрит.

А-а. Вот где.

Оякаи расположились на полу, ничуть не тронутые ни явным разгромом их дома, ни смертью предыдущего хозяина. Они сгрудились вокруг Тутенга, и руккокри неторопливо обходил их, прижимаясь к голове каждой рогатым лбом и нашептывая слова, которые я не могла расслышать за кое-чьими воплями.

– Я не могу! Не могу!

Урда стоял в тисках рук Джеро, а тот силился подтащить его к одной из птиц.

– Это… это опасно!

– Ты только что вошел через магическую дверь, которая из ниоткуда открылась посреди громадного особняка, который, сука, горит! – рявкнул Джеро, пытаясь совладать с чарографом. – Как, черт возьми, это опаснее?!

– Негигиенично! Что если оно меня клюнет? А поцарапает? Я могу подхватить болезнь! Например… – Урда сглотнут ком. – Перьечумка.

– Такой болезни не существует!

– Ты не знаешь наверняка! Никто не знает! Это совершенно неизведанная территория! Я отказываюсь становиться первым пациентом, умершим от…

– Блядь, шевели уже булками, майор Говнодав. – Ирия толкнула Урду к птице единственной рабочей рукой. Магия портала взяла слишком много – правая рука висела плетью, левая нога проволоклась по полу, когда Ирия шагнула за братом. – У меня рука, на хер, медным тазом накрылась, так что рулить будешь ты.

– К-как? Я никогда даже пальцем птицы не касался!

– Тутенг об этом позаботился, – отозвался Джеро. – Просто держи поводья. И давай, блядь, лезь!

– Д-должен быть другой способ! – возразил Урда. – Должен же…

Ирия молниеносно вскинула ладонь и схватила брата за воротник, заставляя посмотреть ей в лицо.

– Что я тебе сказала после смерти мамы?

Урда уставился на сестру, захлопав ресницами. Снова сглотнул ком, кивнул. Ирия кивнула в ответ, разжала пальцы. Под аккомпанемент легких похныкиваний Ирия и Джеро таки запихнули Урду в седло. Закряхтев от усилий, он помог сестре забраться следом.

– Встречаемся в условленном месте. Мы за вами. – Джеро оглянулся на руккокри. – Тутенг!

Руккокри нахмурился, встретившись взглядом с птицей. Коротко похлопал ее по клюву и что-то шепнул. Птица закрыла глаза, поднялась на длинные ноги и рванула к выбитым дверям.

– Нет-нет-нет-нет-нет-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ…

Возмущения Урды утонули в крике птицы. Оякай расправил крылья, оттолкнулся от пола и взмыл в ночь. Клубящийся дым и падающий снег расступались, словно боясь замарать такое создание. Они так и не сомкнулись, пока темные крылья оякая не растворились во мраке.

– Ладушки. – Джеро вытер пот со лба. – Теперь забираем остальных птиц… – Он развернулся. И увидел меня. – Ох черт.

Его глаза не распахнулись шире. Губы не задрожали, силясь выговорить извинения. Джеро уставился на меня, настороженно, недоверчиво. Я видела это выражение на сотнях лиц сотни людей, которые считали меня мертвой – ровно до того момента, как я протыкала их клинком.

– Сэл, – прошептал Джеро, когда я приблизилась. – Ты выбралась.

– Ага. – Я вытерла кровь с лица тыльной стороной ладони. – У меня это неплохо получается, как выяснилось.

Я не узнавала этого человека, который смотрел на меня, это месиво из ран и похожих на шрамы морщинок. Я не видела в нем человека с мягким взглядом, который повстречал меня холодной ночью посреди глуши. Не могла найти того, кто с приятной улыбкой наливал мне вино, и сидел со мной, и притворялся, что мы оба нормальны. Я не представляла, где тот человек, что делился со мной – тихими словами, какими говорят лишь такие, как мы – тайнами, которые мы скрываем, как наши раны.

Этого человека – у которого натянут каждый мускул, ощетинившегося от боли и страха – я не узнавала.

Но взгляд… дикий, готовый убивать…

Этот взгляд был мне знаком.

– Слушай, – прошептал Джеро, выдыхая. – Мне нужно тебе сказать…

– Тебе нужно заткнуться, – отрезала я. – И убираться отсюда. – Я ткнула назад, откуда валил дым. – Всем нужно убираться.

Джеро открыл рот, явно желая что-то сказать. Я сощурилась, явно намекая, что делать этого не стоит. Что бы он там ни хотел выдать, я хотела это услышать, когда буду в состоянии его удушить.

В итоге Джеро слабо кивнул и указал на оякая. Потом протянул руку, чтобы помочь мне забраться в седло. Я сверлила его взглядом, пока не убрал. И не отошел на десяток шагов.

Я ухватилась за седло. Нутро обожгло болью – от наркотика, ожогов, ран. Я скрипнула зубами, сдержалась.

– Уже покидаете нас?

И ты не поверишь, тут же нашла себе еще одну боль в пятой точке.

Его голос был томным, как и походка – худощавый мужчина шагнул в гнездовье, словно покидал отменный ресторан, а не особняк, до краев заполненный пламенем. Одежда висела лоскутами, прорезанная дюжиной ран, опаленная дюжиной ожогов. Однако взгляд его, под костяной пластиной, торчащей изо лба, оставался спокойным, невозмутимым.

Далторос.

А я ведь с минуту даже верила, что выберусь оттуда без вот такого сраного нежданчика в последний момент.

– Лично я могу простить бардак, который ты учинила. – Он стряхнул с обнажившегося плеча пепел. – Нет, правда, я скорблю о потере предметов искусства куда больше, чем о знати, которую ты погубила. Однако…

Далторос сощурил глаза. Они блеснули фиолетовым светом. Поверх треска огня зазвучала песнь Госпожи Негоциант, чистая, как колокольный звон.

Он маг.

Ну конечно, он маг.

С хера ли ему им не быть?!

– Капитан придерживается мнения, что все подданные Империума, какими бы пижонистыми ни были, заслуживают ее покровительства. Это обязанность Клинка Императрицы и цель нашего пребывания здесь.

Кожа Далтороса подернулась рябью, словно вода. Раны по всему телу начали затягиваться. Покрасневшая обожженная кожа вернула здоровый розоватый цвет. За то мгновение, пока я осознавала, в какой глубокой заднице оказалась, он расправил плечи, целенький, бодренький, готовый снова сражаться.

Мастер заживления.

Сраный мастер заживления.

Он был свеж, я – в умате. Он был силен, я – истощена. Даже если бы мне удалось чудом наскрести сил и разбить ему нос, Далторос восстановился бы в мгновение ока.

Кожа, кровь, голова – все пылало. И все же почему-то внутри поселилось нечто ледяное.

– Оскорбление Империума я переживу.

Далторос зашагал ко мне.

– Оскорбление Императрицы меня не волнует.

Он поднял меч. Я взметнула щит.

– Но оскорбление капитана? – Далторос покачал головой. – Этого я не стерплю. В какого бы скитальского бога ты ни верила, советую просить у него прощения, потому как я не оставлю ничего…

Фразу он не закончил.

Ну, вернее, закончил, но не уверена, что булькающие звуки, которые он издал, когда вокруг его шеи сомкнулись пять изящных пальцев, считаются за слова.