Сьюзан Деннард - Потому что ты любишь ненавидеть меня: 13 злодейских сказок [антология]

– Хочешь узнать кое-что обо мне, Холмс?

– Да, – отозвалась я слишком уж пылко.

Но он не заметил, поскольку смотрел вниз, на фигуры.

– Я явился в «Бейкер-стрит» не просто так. Я ищу кое-что, и когда я это найду... Ничто больше не будет держать меня здесь.

Я похолодела:

– И что именно ты ищешь?

– Ключ, – сказал он спокойно. – К двери, которую многие хотели бы держать закрытой.

И в этот момент я осознала: да, он действительно племянник Грегори Мориарти, и как его дядя, он собирается исчезнуть со свистом, опозорив и подставив при этом людей, которые, по его мнению, поступают неправильно.

Но не успела я как следует обдумать, что это может значить и какой именно «ключ» он разыскивает, он сказал:

– И кстати... мат.

Я моргнула, потерявшись на мгновение... я совершенно забыла, что игра не закончена. Но погодите, разве Джим не отдал мне ферзя несколько ходов назад?

Я уставилась на черные и белые клетки... и застонала.

Поскольку этот гад использовал тот же трюк, которым брал меня каждый раз: мат Бодена... чертов мат Бодена!

Прошел еще месяц.

Одно и то же каждый день. Рутина. Я против Джима. Белые против черных.

Он выигрывал чаще, чем раньше, но меня это не слишком волновало, хотя волновало кое-что другое.

Однажды мы сделали наш первый «вечный шах».

Это произошло в начале декабря, тот день, когда я пропустила репетицию оркестра, помнишь? Я сказала тебе, что у меня были судороги, но правда в том, что мы просто засиделись за доской.

Предыдущей ночью папа сказал мне и брату Майку, что если мы не закроем семестр с наилучшими оценками, то можем не рассчитывать на поездку с семьей на Арубу. Ну что за ничтожество, слушай?

И на этом фоне Джим продолжал расспрашивать меня о тебе, Джин: каково это – быть дочерью сенатора? была ли она когда-нибудь в Капитолии? говорила ли она хоть раз о политике?

И я завидовала, и я нервничала. А в таком состоянии Ширли Проигрывает В Шахматы, и поэтому я закончила партию в тот день, оставшись с одним-единственным королем.

В свою защиту могу сказать лишь, что у Джима дела обстояли лишь немного лучше: король и ладья. Мы тогда долго просидели над доской, и я здорово устала двигать свою фигуру туда-сюда.

– Хватит гоняться за моим королем! – прорычала я.

– Если я вижу способ поставить шах, – огрызнулся он. – То я несомненно его ставлю! Как насчет того, чтобы ты наконец перестала убегать от моей ладьи?

– Давай согласимся на ничью. Иначе эта партия никогда не закончится.

Пауза, а затем его брови игриво поднялись:

– И что произойдет, если партия не закончится?

– Я пропущу репетицию, и это не есть хорошо.

– Почему? С этого начнется Апокалипсис? Огонь! Чума! Голод!

– Ха-ха! – я щелкнула королем по доске: этот ход я повторяла уже десять минут.

А потом он взял свою ладью... пауза, его пальцы сомкнулись на зубчатой верхушке. Губы изогнулись, и Джим двинул свою фигуру по диагонали, а не по прямой!

Я моргнула.

Потом дернула головой, точно персонаж мультика, словивший пощечину:

– Ты не можешь этого сделать.

– Кто это говорит?

– Правила!

– Те самые, которые не имеют значения, что мы с тобой, Холмс, прекрасно знаем. Если только мы оба в одну и ту же минуту перестанем в них верить, – его ухмылка становилась шире и шире, и я понимала – по тому, как поднимались волоски у меня на затылке – что угодила прямиком в ловушку.

Но меня это не волновало, поскольку мой пульс набирал скорость, а живот прихватывало, но в хорошем смысле слова. Не так, как когда у меня была сальмонелла, а так, как в том аттракционе на Универсал Студиос.

И я хотела, чтобы это длилось подольше.

Так что когда Джим заявил «С этого момента ладьи ходят по диагонали, а короли могут двигаться как ферзи», я не стала спорить, я просто вошла в новый ритм и выиграла. Часом позже, ровно в тот момент, когда прозвенел звонок, отмечая окончание четвертого урока и нашей репетиции.

И знаешь что?

Апокалипсис не наступил, и Майк сказал мне, что Аруба – полное дерьмо.

В январе «Скотланд-Ярд» выиграл у нас матч. Ну конечно.

Папа был в бешенстве – ты помнишь тот телефонный звонок, когда ты сказала, что его вопли были слышны даже в ванной, – но меня это не расстроило.

Ну да, остальных из нашей команды расстроило, ты должна была видеть, какие понурые они сидели в автобусе, когда нас везли обратно в «Бейкер-стрит».

Боялись, что я начну орать.

Но я не орала, я вообще едва думала о «Скотланд-Ярде» или о том, что как, в который уже раз, я напоролась на свое вечное проклятие, на долбаный мат Бодена. Нет, вместо шахмат мой ум занимали мысли о новой книге, полученной от Джима: «Педро Парамо», история, скрученная из призраков и чистилища, и жизней, что могли бы быть.

Мне понравилась книга, и я проглотила ее за ночь.

Даже со всем магическим реализмом и вставками совсем уж нереальными она показалась мне настоящей. Знакомой.

И все же на следующий день я сказала:

– Отвратительная книга. Ничего общего с реальностью.

В ответ получила кривую усмешку – Джим знал, что я шутила, и не стал давить, чтобы добиться искренней реакции. Он просто взял и переставил пешку на Д6.

Не лучшее начало для черных, но я ощущала себя в этот день полной милости. Плюс я не хотела, чтобы партия закончилась так быстро. Нет, не сегодня. Не после того, как я прочла «Парамо» и сложила вместе кусочки придуманной им головоломки.

О, разве ты не видишь? Джим – призрак. Обречен вечно проходить сквозь вещи. Заключен в чистилище до тех пор, пока не отыщет некий мистический «ключ» к освобождению. И я только начала понимать, что в один день, когда я моргну чуть медленнее, чем обычно, то после того, как подниму ресницы, обнаружу, что он исчез.

Я не была к такому готова. Те украденные у занятий часы, которые мы проводили в библиотеке, стали для меня очень ценными. Я сожалею, Джин, и мне стыдно признаться. Но это правда. Мы вдвоем построили целый мир, замкнутый во времени, идеальный во всех свои срезах: разводы пыли на окне и солнечный свет, треск карбюратора и воробьиное чириканье, вонь той жидкости, которой обрабатывают книги, чтобы уничтожить плесень.

Я знала, что эти стены из стекла не простоят долго, и это портило мне настроение.

– Что еще есть у вас для меня, профессор? Может быть что-то со счастливым концом на этот раз? Или я задаю слишком много вопросов?

Он сощурился, задумчиво и, может быть, немного польщенно:

– Значит, никакого зимнего бала вечером, так?

– О! – я небрежно пожала плечами. – А разве он сегодня?

Само собой я знала, когда будет бал, но никто не приглашал меня, и я знала, что вряд ли кто осмелится пригласить его.

Я не лгу, Джин, я боялась, что он может попросить тебя стать его партнершей; с того самого момента, как она засыпал меня вопросами о семье Ватсон, меня не оставлял страх, что он увлекся тобой.