Сьюзан Деннард - Потому что ты любишь ненавидеть меня: 13 злодейских сказок [антология]

– Зачем? – спрашивает он, когда она подает ему ботинки, которые Грейс стащила с крыльца Бобби Крэя.

– Некоторые люди оставляют следы из грязи, – говорит она. – А ты – из смерти.

Он сидит на низком заборчике, и натягивает ботинки, и они выглядят не более чем сшитыми вместе кусками ткани и кожи. Но когда он встает на ноги, и делает несколько осторожных шагов по траве, она не вянет.

Он удивляется, словно ребенок, впервые увидевший зеркало или радугу.

Она подает ему кожаную перчатку, и он несколько мгновений таращится на нее, и лишь затем натягивает поверх костяных пальцев.

– И последнее, – говорит она, поднимая зеленый венок.

Он опускает голову и позволяет водрузить эту штуку на свои рыжие волосы, но в тот момент, когда он ощущает прикосновение, листья и ветви чернеют и становятся хрупкими. И пусть он не может видеть, что произошло, он каким-то образом знает, и хорошее настроение соскальзывает с его лица.

– Не самая хорошая идея, – говорит Смерть, но этот день принадлежит Грейс, купленный и оплаченный ценой жизни, и она не отступает.

– Все в порядке, – говорит она. – Ты будешь изображать не эльфа, а падшего духа.

Вдалеке начинает играть скрипка.

Барабаны бьют монотонно, словно дождь.

Она берет Смерть за предплечье:

– Пойдем. Ведь мы не хотим опоздать.

Праздник расположился спиной к лесу.

Круг из навесов, раскрашенных красным и желтым, белым и зеленым, помост для музыкантов, пара сказочников и дюжина мужчин и женщин, продающих еду и напитки.

Весь городок здесь.

Смерть уже видел этих людей, как они этим утром шагали в сторону церкви. Тогдашняя процессия выглядела тихой, но сейчас они кричат и радуются, их головы увенчаны венками, а губы перемазаны смехом.

Смерть никогда не видел столько красок, столько жизни.

Солнце висит высоко, но мужчины тащат сухие деревья из леса, несут в поле, где внутри круга из валунов сооружают пирамиду из дров.

Кольцо из камней точно такое же, как у колодца, только здесь нет провала в темноту, лишь густая трава, и куски стволов, что скоро будут пищей огня.

И у всех девочек и девушек цветы в волосах.

И у всех мальчиков и юношей – короны из листьев.

И все счастливы.

– Здесь, – говорит Грейс.

Она дает ему дольку созревшего фрукта цвета солнечного восхода, и когда он откусывает, он вспоминает – смех, рука на его талии, губы, что касаются его кожи. К моменту, когда он глотает, кусочек памяти исчезает, растворяется так же быстро, как обрывок голубого неба меж штормовых туч, но тепло остается внутри, сладкое и сочное.

Кто-то начинает петь, и он узнает эту песню.

Он не имеет знания о ней.

Он не может вспоминать.

Но он может чувствовать то место внутри, где память и знание должны находиться, и когда Грейс подхватывает песню, он ощущает, как слова поднимаются в его собственном горле.

Женский голос несется над полем, старые песни о моряках и дальних странах, о сбежавших из дома девушках, такие песни, что звучали, словно ветер обрел форму и принялся завывать внутри костей Смерти. Эхо того эха, которое он помнит. Помнил. Вспышка в его разуме – другое время, другое имя, девушка, протянутая к нему рука.

А затем он моргает, и звезды памяти превращаются в огоньки, порожденные янтарным светом жизни, пляшущим вокруг Грейс.

И уже она протягивает ему руку и говорит:

– Потанцуй со мной.

И Смерть колеблется, но музыка расшевеливает нечто внутри, каждый аккорд дергает струны в его сердце, и когда она берет его за руку, он берет ее в ответ, и они крутятся, сначала медленно, затем все ускоряя и ускоряя движение, и между звоном струн и кругами он вспоминает – девушка, которую он подбросил в воздух, и желтый венок в ее волосах, скрипка и далекая песня, – но затем все это исчезает, и он вновь оказывается здесь, в этом теле, в его костях, в этой жизни, лишенной жизни, в уме, лишенном памяти, и он хочет найти дорогу назад, хочет увидеть лицо той девушки снова, хочет чувствовать больше, больше, больше.

Он смеется.

Это странный звук, точно запертое дыхание, это странное ощущение, будто свет в его груди, и он держится за него.

Они танцуют до заката.

До момента, когда на небо высыпают звезды и музыка останавливается, и рыжие волосы Смерти темнеют от пота, и капли блестят в ямочке над ключицей Грейс. Ее лицо пылает, а его выглядит ярким, живым, и в этот момент легко забыть, кто он такой, и представить, что он просто отрок с ресницами цвета меди и теплыми карими глазами.

Она видела, как он улыбается.

Она слышала, как он смеется.

Но в тот момент, когда они перестают танцевать, она вспоминает.

Он тоже помнит. Она видит это по его лицу, по изгибу пальцев под перчаткой.

«Еще немного, чуточку, – думает она. – Я хочу увидеть праздничный костер. Бросить туда свой венок. Это плохая примета, если не сказать «до встречи» весне».

– Грейс... – начинает он, но треск и шипение занявшегося пламени звучат точно другая, необычная музыка, и все движутся к ждущим поленьям, их двоих просто несет людским потоком.

Костер занимается медленно, трещит растопка под пирамидой, тянутся усики черного дыма.

Затем огонь с ревом оживает.

Смерть стоит, широко распахнув глаза, рядом с ней, и огонь танцует в его зрачках. Она протягивает руку и берет его ладонь, тщательно выбирая ту, что в кожаной перчатке.

Смерть закрывает глаза и купается в тепле.

Он понимает, что улыбается.

– Это делает тебя счастливым? – спрашивает Грейс.

Он не очень уверен, что правильно помнит значение слова «счастье», но затем она прикасается губами к его щеке, тепло столь внезапное и яркое, как от солнечного луча, прорвавшегося меж облаков.

Мгновение, и оно исчезает, но теперь его нет не так, как ранее.

Теперь есть память о нем.

Он хочет, чтобы она поцеловала его снова, хочет сам поцеловать ее, но она уже занята, тянется к венку из алых цветов в волосах.

Когда она снимает его, на лбу остается розоватобагровое пятно, и Смерть поднимает руку без перчатки и проводит большим пальцем над ее бровью. И она окаймлена светом, тот выбрасывает искры, подобные тлеющим углям, и когда она улыбается, он может видеть свет у нее во рту, и почти ощущает исходящий от нее жар.

Она срывает венок из мертвых листьев с его головы и бросает оба венка в пламя.

– Пойдем со мной, – говорит она, и в следующий момент тянет его прочь, прочь от костра и праздника, от поля, прямиком в лес.

Они продираются через заросли, Грейс впереди и Смерть шагом сзади, и он ощущает легкость в груди, и между шагами, когда ветер прохладен и ее голос сладостен, он забывает.

Забывает, что он Смерть, и что она пылает, и что исход у всего этого может быть только один.