Тим Скоренко - Стекло [litres]

Как только он сделал первый шаг на твёрдую землю, они вернулись. Чужой, холодный, грязный город вокруг возвратил ощущение реальности. Где-то здесь прошёл Проводник и его свора, и теперь он должен их догнать. Лучше сделать это до территории Стекла, украдкой, на каком-нибудь тракте, на городской улице, где угодно, лишь бы не на той белой равнине, какую он представлял себе по описаниям.

Куда едем, деловыми голосами спрашивали многочисленные возчики. Их раздолбанные, проеденные ржавчиной драндулеты дребезжали и пахли бензином. Он сказал одному: поехали, и они сели в потрёпанный седан с сиденьями, покрытыми старым тряпьём. За город, сказал он, на север. По Ултою? – спросил водитель. Я не знаю, ответил он, просто туда, и показал направление рукой. Далеко? Как заедем. Я заплачу.

Они поехали. Сначала петляли улочками со сбитым асфальтом, потом выбрались на какую-никакую трассу. Машин было мало, в основном – фуры. Поля по левую руку были аккуратно ухожены, по правую – заросли сорняками. Водитель обратил внимание на его взгляд и начал рассказывать о местных бандах, олигархах, бесправии и так далее. Знакомая песня, такое расскажет любой таксист в любом городе. Справа – понятно, всё украдено. А слева – пока ещё нет, но скоро тоже украдут. Ему было плевать. Он слушал и даже не трудился поддакивать.

Поссать надо, сказал водитель и съехал с дороги на лесную дорожку. Вышел из машины, отошёл куда-то в кусты, стал справлять нужду. Потом в окне появилось оружие – какая-то незнакомая пукалка. Выходи, сказал водитель. Он вышел. К водителю присоединились ещё двое – такие же облезлые, жалкие, смешные. Ты прости, сказал водитель и начал нажимать на спуск. Он так это и увидел, как начало движения, палец, съехавший на миллиметр, сейчас грянет выстрел, пуля выползет из ствола и медленно потянется к его животу. Он успел отпрыгнуть, пуля улетела куда-то в лес. Он дотянулся до одного из доходяг, ближайшего, и прикрылся им. Доходяга выхватил нож, начал пырять куда-то назад, он сломал ему кисть, подхватил нож и всадил в лёгкие. Доходяга заорал, горлом у него пошла кровь. Водитель и второй сделали несколько шагов назад, а он бросил нож в водителя. Попал в глаз, тот упал. Третий побежал прочь, он вырубил его, бросив поднятый с земли камень.

Обыскал вещи бандитов, осмотрел машину. Немного местных денег, пистолет, несколько ножей, дорожный атлас. Всё, что нужно. Пошёл к лежащему без сознания доходяге и добил его несколькими ударами тяжёлого ботинка. Вернулся назад, сел в машину, развернулся и поехал прочь.

Так это и работает, думал он, я выбрал из всех возчиков именно того, кто должен был на меня напасть и получить по заслугам. Я не мог выбрать честного человека, потому что с ним было бы нечего делить. А теперь у меня есть машина, старый драндулет, который, может, и не выдержит всей дороги, но неважно – главное, что я еду.

Ехал он долго. Час, два, пять, десять, без остановок, потому что должен был догнать. Через двадцать один час он остановился – в Марасе, городе на краю империи. До Мараса путь был один, и разминуться с Проводником он не мог. От Мараса шло три дороги – на Ктыву, на Гурст и на Гянну. Они уже не были трактами, позволяющими пройти полторы тысячи километров за один заход, но асфальт на них ещё сохранялся – местами дырявый, местами сбитый, хоть что-то. После них не было ничего – зимники вели к владениям луораветланов, настоящих людей, как они о себе говорили, узкоглазых, плосколицых обитателей севера. Они умели выживать на территории Стекла, в вечной зиме, и Проводник наверняка должен был остановиться в одном из их поселений. Впрочем, кто его знает – оборудование у него было хорошее, мог обойтись и без сторонней помощи.

Он остановился в небольшой гостинице, чья неоновая вывеска мерцала в тумане. Одна буква не горела, забавно искажая название отеля. Драндулет он оставил в нескольких кварталах, причём запирать не стал, угонят – и хорошо. Всё равно удобнее на возчике. Сонный портье выдал ему ключ с тяжёлым деревянным брелоком, а горничная проводила до номера по лабиринтам коридоров и пожарных выходов. Он положил сумку на кровать. Осмотрелся. Стянул куртку, лёг рядом с сумкой, не снимая ботинок, и сразу же провалился в сон.

Ему приснился Проводник, которого он никогда не видел. Проводник менялся с течением сна – сперва выглядел мальчишкой, но под конец оказался высоким пожилым человеком без глаза и руки. Во всех ипостасях он безостановочно говорил – тихо, вкрадчиво, рассказывая истории с безумными сюжетами и невнятными концовками, как плохой сценарист, неспособный выбраться из ситуации, в которую сам и загнал героев. Сон казался дурацким и бессмысленным, Проводник дико раздражал, но в самом конце, незадолго до пробуждения, что-то изменилось. Проводник внезапно обрёл свой истинный вид человека лет тридцати – тридцати пяти, худого, темноволосого, с непропорционально широким лицом и небольшими глазами. Он сказал «коснись» и протянул кусок Стекла в форме кинжала. Он никак не мог решиться – взять или не взять, но когда наконец решился, Проводник растаял вместе со сном, а его выбросило в реальный мир, на нерасстеленную гостиничную кровать.

Он понимал, что давным-давно касался Стекла. Он точно знал это, хотя, конечно, не мог ничего помнить – возможно, это произошло, когда ему был день или неделя от роду. И Стекло не убило его, а сделало тем, кем он стал. Как оно поступило – если можно сказать о Стекле «поступило» – с Проводником и Алярин. Вот чему завидовал Ка, вот почему он их ненавидел, вот почему заманил одного избиением другого – и отправил убить третьего. Ка завидовал тому, что у них никто не спрашивал. Они, за исключением Алярин, коснулись Стекла в несознательном возрасте, у них не было выбора, и они сорвали джекпот. А он, Ка, вырос, у него появился выбор, а вместе с выбором – и страх. Он наверняка не раз смотрел на Стекло, протягивал к нему руку и – не решался. Потому что осознавал, что шанс умереть в миллион раз выше, чем шанс стать таким, как они.

Но Ка ошибался. Это счастье сродни счастью оперного кастрата. Ты великий певец, послушать тебя съезжается половина мира, к тебе благоволят властители, и всю эту удачу, весь этот успех тебе подарили, не спрашивая, ты вырос с ним рука об руку. Только одно маленькое «но»: у тебя нет члена. Даже у бездомного на грязной улице он есть, и ему есть применение с такой же вонючей бездомной. А у тебя – нет. И тот, кто тебя облагодетельствовал, превращается в изувера.

Чем дальше он двигался на север, тем чётче осознавал, что есть только он, Проводник и Алярин. Ка – не более чем курьер, источник информации. Спасибо, Ка, ты выполнил свою функцию, больше говорить не о чем. Теперь, лёжа на кровати в далёком Марасе, он окончательно в этом уверился.