Сильвия Морено-Гарсия - Боги нефрита и тени [litres]

Она также пыталась удержать в голове голос отца, как он читал ей перед сном сказки, но, честно говоря, голос забылся. И все же что-то осталось. С особым почтением она держала в руках книгу стихов Франсиско Кеведо, страницы которой разлетались, как лепестки засохшей ромашки. Томик лежал рядом с постелью отца, когда он умер.

– Дедушка ужасно разозлился, когда узнал, что меня назвали Кассиопея. Он хотел нормальное христианское имя, а не всякую чепуху, связанную со звездами и майя. Грозился даже разорвать любые связи с мамой, если они назовут меня так. Но меня назвали Кассиопеей.

Она вспомнила лицо священника в Уукумиле, когда тот услышал, что у нее нет христианского имени. Он настаивал на имени «Мария», а когда это не сработало, стал называть ее «девчонка Лейва», убирая «Тун». Так звали ее почти все, и все сразу понимали, о ком идет речь, хотя у нее были кузины и любая из них могла быть «девчонкой Лейва». Ходили слухи, что кого-то из кузин собирались отправить в школу-пансион, но дедушка был старомоден и считал, что место женщины – в доме, и единственное, чему она должна научиться, – быть достойной женой. Мартин в детстве учился в Мериде, но он вел себя так, что его исключили. Дед не особо огорчился и тоже перевел его на домашнее обучение.

– Мой дедушка действительно разорвал с мамой отношения. Но потом, когда мой отец умер, нам пришлось переехать в Уукумиле, – сказала Кассиопея. – Если бы я знала, что ты сидел в сундуке, я бы назло деду отпустила тебя много лет назад.

– Я был бы очень благодарен, – кивнул бог. – А что касается твоих мечтаний, думаю, в этом нет ничего плохого. Звезды составляют тебе компанию.

Кассиопея прижалась щекой к мягкому изголовью и взглянула на Хун-Каме. Ее веки отяжелели, но она не хотела, чтобы он уходил, пусть еще побудет с ней.

– Странно думать, что звезды составляют кому-то компанию, они же не придворные дамы, – пробормотала она и, несмотря на все усилия, не смогла сдержать зевок.

– Ну, я уж точно не стал бы выбирать звезды себе в придворные, но я и не смертный.

– А какие у тебя придворные? – спросила Кассиопея.

– Ну а как ты их представляешь?

Скелеты, летучие мыши и совы, чудовища, обитающие в ночи, – все они населяли истории о Шибальбе.

– Страшные, – осторожно заметила девушка. – Я не права?

– Нет, не страшные. Давно умершие дамы и кавалеры, жрецы, купившие проход в мое королевство много веков назад. Все они в лучших своих нарядах.

Взгляд Хун-Каме потеплел при воспоминании о его доме, и хотя Кассиопее ни капельки не хотелось посмотреть на Подземный мир, она улыбнулась.

Увидев ее улыбку, бог кивнул.

– Теперь я позволю тебе поспать, – сказал он.

Девушка вздохнула и опустила голову на подушки. Его удаляющиеся шаги вдруг замерли.

– Будь уверена, твое тщеславие в безопасности, – сказал Хун-Каме.

Он стоял у соединяющей их комнаты двери и, засунув руки в карманы, о чем-то думал.

– Прости?

– Ты волновалась из-за волос. Сказала, это единственное, что красиво в твоей внешности.

– А, уже не важно…

– Нет, не единственное.

Он не смотрел на нее.

– Спасибо, – пробормотала она.

Дверь за ним закрылась.

При регистрации они заказали обслуживание в номере, и Кассиопея, поднявшаяся рано, пошла вниз спросить, как получить завтрак. Клерк вылупился на нее во все глаза, посчитав деревенщиной, но какое ей дело до него – она всегда была готова учиться чему-то новому.

Выбор еды был огромен, однако девушка остановилась на хлебных роллах, джеме и горячем кофе.

Сидя с кофе у открытого окна, они обсуждали расписание дня. Хун-Каме хотел сходить в ювелирный, что Кассиопее показалось странным.

– Зачем тебе туда? – спросила она.

– Хочу купить ожерелье, наверное. Если вечером мы собираемся к Штабай, лучше идти не с пустыми руками.

– Да? Мне казалось, боги не делают подношений.

– Это не подношение, а жест доброй воли. К тому же, не я буду его передавать, а ты.

Кассиопея ткнула в его сторону ножом для масла.

– Считаешь меня своей служанкой?

– Союзником, – ответил он и – о чудо! – улыбнулся.

Но девушка проигнорировала его улыбку. Отделила мякиш от твердой корочки и отправила в рот (в Уукумиле ей бы такого никогда не позволили).

– Разве ты не можешь из простых уличных камней сотворить украшение? – спросила она.

– Не могу.

– Но я же видела, как ты превращаешь камни в монеты.

– Это просто иллюзия.

– То есть она исчезнет со временем? Как и деньги?

– Иллюзии всегда исчезают.

– О… – Она подумала, что было бы неплохо, если эта иллюзия продержится до их отъезда из Мехико.

На стойке они разузнали о ювелирных магазинах. Подходящие магазины располагались по всей улице Мадеро – упрямые горожане все еще звали ее «Платерос», не желая принимать имя, данное в честь убитого в 1913 году президента Франсиско Игнасио Мадеро, – но консьерж сделал упор на «Ла Эсмеральда», сохранившемся со времен Порфириата. Магазин ограбили в 1914 году солдаты Венустиано Карранса, который на тот момент еще не был президентом, но это было очень давно. Семь лет назад магазин обновили, и он стал еще роскошнее, рекламировал себя как место «арт-объектов и часов» и продавал безумно дорогие побрякушки.

Здание было помпезное и с архитектурной точки зрения представляло собой смесь различных стилей: немножко рококо, немножко неоклассики – вульгарно, но вполне терпимо. Раньше на этом месте стояло трехэтажное здание поскромнее, из красного тецонтла [21] Камень вулканического происхождения. , лучше всего приспособленного под землю Мехико. Над вывеской магазина висели огромные часы, а внутри все было из мрамора и темного дерева.

Пока Хун-Каме сосредоточился на ожерельях, Кассиопея рассматривала тяжелый серебряный браслет с черными эмалевыми треугольниками в стиле ацтеков – такие теперь были в моде.

– Вам стоит примерить, – сказала продавщица, видя ее интерес.

– Не могу, – ответила Кассиопея.

– Уверена, ваш муж посчитает его красивым.

– Он мне не муж, – ответила девушка.

Продавщица как-то странно посмотрела на нее, и Кассиопея смущенно подергала локон. Ей надо бы побывать у парикмахера, раз так плохо сама поработала ножницами. Теперь она похожа на девицу из современных, а продавщица, скорее всего, посчитала ее девушкой легкого поведения. Еще эта юбка, показывающая ноги. Как стыдно!

– Если хочешь, взгляни на него поближе, – сказал Хун-Каме, появившись рядом.

– Он дорогой.

– Я уже купил ожерелье, и браслет совсем не проблема.

Девушка примерила украшение.

– Нравится?

Она нерешительно кивнула.

– Если я стану носить его в Уукумиле, все скажут, что он слишком броский, и священник начнет меня упрекать…