Сильвия Морено-Гарсия - Боги нефрита и тени [litres]

Девушку поразила его речь. Мартин увидел, как она сжалась. Он почуял успех. Годы травли замарашки сделали свое дело, и он знал, как помыкать ею.

Но она вскинула голову, и ее глаза засияли ярче, чем он ожидал.

Он упустил из виду одну важную деталь – бунтарскую жилку в ее душе, и напрасно.

– Хун-Каме нужна моя помощь, – твердо сказала она.

– А нам нет? Ты обойдешься с нами как с мусором?

– Это вы обращались со мной как с мусором, а теперь, когда я вам понадобилась, вы готовы расстелиться. Когда я была маленькой, я так хотела понравиться семье, заставить дедушку гордиться мной, но что бы я ни делала, этого было недостаточно.

Паршивка! Говорит с ним таким наглым тоном, каким ни одна женщина не смеет говорить с мужчиной. Да она должна упасть на колени и молить о прощении! Мартин был так шокирован, что позабыл все подготовленные слова.

– Значит, ты выбираешь его, а не нас? – возмущенно спросил он, когда снова обрел дар речи.

– За несколько дней Хун-Каме проявил ко мне больше уважения и доброты, чем вы за всю мою жизнь, – решительно ответила Кассиопея. – Мне не нужны ваши объедки.

Объедки! И это после того, как он оказал ей невероятную честь. Паршивка и сучка! Неблагодарная незаконнорожденная девчонка!

Мартину хотелось выкрикнуть оскорбления, но девушка уже отошла. Это было еще хуже. Обычно он, Мартин, отпускал ее, когда считал, что разговор окончен.

– И куда ты собралась? – Мартин догнал ее и схватил за руку.

Кассиопея замерла с открытым ртом. Она казалась такой крошечной, что ему почти стало ее жаль. Почти.

Внезапно она вскинула подбородок и толкнула его. А потом побежала прочь. Расталкивая прохожих, он ринулся за ней.

– Остановись! Остановись, дура! – ему было все равно, что о нем подумают.

Кассиопея оглянулась через плечо, но не замедлила шаг. Путь ей перекрыл мальчик на велосипеде с корзиной хлеба на голове, и Мартин подумал: «Ага, попалась!» Он рванул вперед, схватил ее за рукав, но девушка ударила его локтем, попутно оттолкнув разносчика. Буханки посыпались на землю. Ругаясь, мальчик слез с велосипеда, чтобы подобрать хлеб, и Мартин врезался в него.

Впереди был перекресток, светофор готовился сменить цвет. Кассиопея кинулась через дорогу.

Черт!

Мартин собирался побежать за ней, но поехали машины, безнадежно разделяя их. Кузина завернула за угол, и затерялась среди множества других пешеходов.

Черт! Черт! Черт!

Мартин снял шляпу и с раздражением сжал в руке. На углу сидел нищий, перед ним стояла оловянная кружка с монетами. Не думая, что делает, Мартин со всей силы саданул ногой по кружке. Нищий вскочил и заорал, он не мог поймать мерзавца, потому что был стар и потому что у него не было одной руки. Зажегся зеленый, и Мартин сердито перешел улицу.

Прооравшись, нищий собрал монеты и сел на место. Такие сцены часто происходили на улицах Мехико и никого не волновали.

– И что ты сказала ему?

– А ты как думаешь? Сказала идти погулять, – ответила Кассиопея.

Она ходила кругами по комнате, и ее тошнило от волнения, а Хун-Каме сидел, откинувшись на спинку мягкого кресла. Он выглядел скорее скучающим, чем обеспокоенным.

– Разве тебя это не волнует? Твой брат выследил нас, – сказала Кассиопея.

– Я знал, что рано или поздно он нас выследит. Но я рад, что ты не согласилась поговорить с ним. Из этого не вышло бы ничего хорошего.

– Мартин пытался объяснить, что мне будут рады дома. Словно такое может произойти. О, почему ты так спокоен?!

– Тебе будет приятнее, если я тоже стану бегать, как безголовая курица?

Кажется, ему нравилось сравнивать ее с животными. Обезьянка, курица… что он придумает в следующий раз? Черепаха? Кошка?

– Ты можешь объяснить, чего именно ты боишься? – спросил Хун-Каме.

– Ну, я… я боюсь твоего брата конечно же. Он нашел нас.

– А у меня другая версия. Это из-за твоего кузена ты в таком состоянии.

На секунду Кассиопея остановилась, сцепив руки под грудью. Ей хотелось ответить, что Мартин не имеет к этому никакого отношения, но правда была в том, что встреча с ним действительно вызвала ее беспокойство. Однако дело не в нем. У нее был другой ответ.

– Я не хочу возвращаться в Уукумиле, – прошептала она.

Девушка скучала по матери, чувствовала себя неуверенно в «большом мире» и понятия не имела, чем все это закончится, но возвращаться она не хотела.

– Когда я увидела его… на мгновение я решила, что он заставит меня вернуться. Мартин всегда получает желаемое, и мне приходилось делать так, как он говорит. И я все думаю… – Она замолчала, сама себя не понимая.

– Ты думаешь: что, если я связалась с проигравшим? – сухо продолжил Хун-Каме. – Что, если твой кузен оказался умнее и работает на победителя?

– Нет. Что, если я освободилась только на пару дней…

Хун-Каме до этого рассеянно смотрел на улицу, но теперь обратил взор на нее. Возраст бога неизмерим, он не стар и не молод. В нем ощущалась постоянность, отчего вопросы о возрасте становились бессмысленными. Однако теперь Кассиопея заметила то, чего раньше не замечала. На лице бога отражались то же страдание, тот же страх, что и у нее. Он стал молодым человеком. Двадцать один или двадцать, мог бы решить прохожий.

– Я задаю себе тот же вопрос, – сказал бог, и его голос стал юным, каким-то нефритово-зеленым, как цвет молоденькой сейбы.

Как только он это произнес, лицо его снова изменилось, стало прежним – отполированным, как темное зеркало. Все произошло так быстро, что Кассиопея не была уверена, что видела и слышала это взаправду.

Хун-Каме снова взглянул в окно. Ветерок шевелил занавески.

– Нам нужно поговорить со Штабай, – сказал он, приглаживая волосы и поднимаясь на ноги. Потянулся за шкатулкой с ожерельем, оставленной на кофейном столике.

– Я вспомнила, что про нее говорили, – сказала Кассиопея, радуясь смене темы. Легче было думать о призраках, пожирающих людей, чем о собственной семье. – Она демонесса.

– Не демонесса. Кто тебе такое сказал? Ваш священник?

Священник! Священник не потерпел бы такие разговоры. Он всегда осуждал склонность к суевериям и магии и даже мог наложить епитимию на крестьян, шепчущихся об алушо’об [22] Духи в мифологии майя, напоминающие лепреконов. Маленькие человечки, которые обычно ассоциируются с природой, лесами, пещерами, камнями и полями. за изучением катехизиса. Про Штабай девушка узнала из разговоров кухарок и посудомоек, к которым внимательно прислушивалась. Как и все легенды, рассказы о ней противоречили друг другу. Некоторые говорили, что Штабай была обычной смертной женщиной, которая, умерев от несчастной любви, из мести вернулась в мир живых, чтобы красть души мужчин. Другие утверждали, что она демонесса. Что живет рядом с сенотами, потому что ей там было удобно топить мужчин. Или в джунглях. Заманивала мужчин в самую чащу, и там их раздирали дикие звери. Были такие, кто настаивал, что она душила мужчин, преимущественно молодых, и поедала их сердца. Говорили, что мужчины велись на красивое пение, но повар убеждал, что приманкой служила внешность. А одна из служанок сказала, что жертв привлекали роскошные волосы. Штабай соблазняла, лгала, искушала – «вела себя как настоящая женщина», посмеиваясь, вынес вердикт повар. Кассиопея не боялась этих историй – чары Штабай на нее не подействуют, она ведь не мужчина.