Э. Дж Меллоу - Песня вечных дождей [litres]

Ларкира уставилась на закрытые двойные двери, более чем готовая в ожидании очередного падения песка продолжать изучать узоры, извивающиеся по темному дереву. Но она знала, они пришли сюда не для того, чтобы глазеть на двери.

– Нам не обязательно делать это сегодня, – заметила она.

Дариус стоял рядом.

Он так крепко сжимал ключ от комнат Хейзара, что его рука побелела.

Дариус моргнул, как будто ее слова вывели его из некого транса, и сделал успокаивающий вдох.

– Да, – согласился он, – но мы должны. Ее слишком долго прятали здесь.

Грудь Ларкиры сдавило от боли, скользившей в его голосе. С момента инцидента на балу не прошло и дня, но Дариус пришел к ней, как только взошло солнце, и попросил о помощи.

Ни о чем не спрашивая, Ларкира выползла из кровати и последовала за ним сюда.

– Тогда давай освободим ее. – Она положила руку на спину Дариуса, тем самым показывая, что полностью поддерживает его.

Решительно кивнув, он вставил ключ в замок и распахнул двери покоев отчима.

Прокисший, резкий запах заставил Ларкиру поморщиться.

«Форрия», – подумала она. Но вошла в заполненные тенями комнаты, показывая Дариусу, что ничто здесь не причинит им вреда. Больше нет.

– Давай-ка впустим сюда немного свежего воздуха, – сказала она, раздвигая шторы и открывая окна, тем самым позволяя прохладному ветерку проникнуть в комнату. «Это поможет от вони», – подумала она. Обернувшись, Ларкира увидела, что Дариус все еще стоит на пороге.

– Дариус?

Зеленые глаза встретились с ее голубыми.

– А здесь довольно обычно, да?

Ларкира обвела взглядом кабинет.

– Да, – согласилась она. – Возможно, он и был монстром, но, похоже, таким же скучным, как и любой другой мужчина. Имею в виду, посмотри на эти обои. Как он вообще выбрал их?

Дариус издал тихий смешок, его плечи слегка расслабились.

«Хорошо», – улыбаясь, подумала Ларкира.

– Не хочешь помочь мне открыть остальные окна?

Дариус сделал шаг, затем замешкался, а потом прошел дальше, подходя к девушке.

– Спасибо, – сказал он, быстро поцеловав ее в губы. На них обоих были лишь халаты и тапочки, и от интимности этого момента у нее потеплело на душе. Ларкира вспомнила ночь, которую они провели вместе, и, несмотря на место и причину, по которой находились здесь, ей очень хотелось продолжить целовать Дариуса.

Но этим утром его мысли были заняты другим, поэтому он отвернулся от нее, а затем открыл все окна, выполнив ее просьбу. Свежий воздух и свет теперь наполняли каждую комнату.

Хотя здесь, безусловно, стало светлее, слова Дариуса о том, что его мать слишком долго прятали здесь, теперь обрели смысл.

В то время как большинство богатых супружеских пар обычно занимали разные комнаты, чаще всего в разных частях замка или дома, оказалось, что покойная герцогиня до самой своей смерти делила с Хейзаром одни комнаты. Родители Ларкиры придерживались таких же порядков, но в то время как вещи, напоминавшие о Джоанне красовались повсюду в их доме в Джабари, все вещи, принадлежавшие Джозефине, находились лишь здесь. В покоях Хейзара, где он прятал их ото всех.

– А я все гадал, что же случилось с ее платьями, – сказал Дариус, перебирая красивые наряды. Шкаф оставили открытым, и Ларкира задумалась, как часто Хейзар прикасался к одежде так же, как ныне Дариус, – с благоговейным трепетом

– Ее любимое. – Он указал на платье глубокого зеленого цвета.

– Очень красивое. – Ларкира подошла ближе. – На том портрете внизу она изображена как раз в этом платье.

– Да, – кивнул Дариус, позволяя шелку скользить между пальцами, а затем подошел к украшениям. – Все здесь, – прошептал он, двигаясь вперед, чтобы коснуться расчески. Вытащив из нее рыжую прядь, он осторожно покрутил ее в руке. – Она вся здесь.

У Ларкиры перехватило горло, когда она услышала удивление в его голосе. Мальчик, который нашел то дорогое, что когда-то потерял.

– Что ты хочешь делать со всем этим? – спросила она.

Брови Дариуса сошлись на переносице.

– Не знаю. Возможно, пожертвовать некоторые из платьев миссис Эверетт, чтобы она отдала их тому, кто живет в городе. Драгоценности я положу в наше новое хранилище. Которое нам, конечно, придется построить. Я позволил повару использовать старое в качестве кладовки, все равно Хейзар разграбил его.

– Это было мило с твоей стороны.

– Идея повара, – печально улыбнулся Дариус.

– А с этим что? – Ларкира повернулась, разглядывая портрет на дальней стене.

Дариус проследил за ее взглядом и замолчал, глядя на свою мать.

Изображенная на картине Джозефина сидела на траве, солнце играло золотом в ее рыжих волосах, а позади нее простирались озера Лаклана. Она улыбалась, глядя на что-то вне кадра, как будто увиденное доставляло ей величайшую радость.

– Я помню этот день, – тихо произнес Дариус. – Я был маленьким, но помню, как она говорила мне, что мой отец заказал его. Я думал… Думал, что мне приснилось это воспоминание.

Сердце Ларкиры наполнилось тоской.

– На что она смотрит?

– На меня.

О, Дариус. Ей захотелось обнять его, любым доступным способом облегчить те эмоции, которые он испытывал. Но она сдержалась, продолжая стоять рядом.

– Теперь картина твоя, Дариус. Она твоя.

Он покачал головой:

– Она никому не принадлежит.

– Да, – поправила себя Ларкира. – Ты прав.

– Каждый должен иметь возможность взглянуть на нее.

– Ты можешь повесить ее в большом зале, – предложила она. – Перенесите оба ее портрета в то место, где все, живущие в замке, могут увидеть ее.

Нежная улыбка тронула губы Дариуса, пока он продолжал смотреть на свою мать.

– Да, – согласился он. – Ей бы это понравилось. Она всегда наполняла эти каменные стены жизнью.

– И сделает это снова, – заверила Ларкира.

– Да, – согласился Дариус, переплетая свои пальцы с пальцами Ларкиры. Его глаза загорелись, встретившись с ее внимательным взглядом. – Она сможет.

Неторопливо наступало утро, сверчки стрекотали в пропитанном солнцем воздухе, а поля цветов простирались впереди. Вокруг виднелись желтые бутоны, пятна лаванды и белого. Ларкира никогда не думала, что Лаклан бывает настолько красивым. От увиденного захватывало дух, земля словно пульсировала жизнью и энергией, которую тщательно поливали и кормили в течение месяцев, лет , и теперь, с этим проблеском надежды, все это пробилось сквозь грязь и почву, наполнив все вокруг новыми красками. Ларкира медленно закружилась, вдыхая приятный аромат и наполняя легкие девственной свежестью. Ваниль и тепло… букет самой природы. Увиденное потрясало, возможно, даже больше, чем прекрасные виноградники, окружавшие Джабари, и сердце Ларкиры сжалось при мысли, что все это много лет скрывалось за грозовыми тучами.