Ли Бардуго - Правление волков [litres]

– Цена…

– Не говори мне о цене. – Ее голос зазвенел над поляной, а волосы вспыхнули в лучах солнца, как костер темной осенней ночью. На закрывающей глаз повязке полыхнул Алинин символ. Он походил на падающую звезду. – Если уж эту цену необходимо было заплатить, то и платил бы ее сам. Я была всего лишь ребенком, но ты принес меня в жертву на алтарь своей многовековой войны. – Она издала тихий, грустный смешок. – А хуже всего то, что этого никто не помнит. Когда говорят о твоих преступлениях, вспоминают резню в Новокрибирске, жестокое убийство гришей, которым ты когда-то покровительствовал. А то, что пережила я, покрыто тайной. Я думала, что этот стыд – мой крест. А теперь понимаю, что твой. Ты был и отцом, и наставником, и другом. Ты должен был защитить меня.

– Я должен был защищать страну, Женя.

– Страна – это ее люди, – сказала Зоя. – Женя, я, моя тетя.

Дарклинг поднял бровь.

– Когда станешь королевой, тебе будут не так просто даваться подобные расчеты.

– Не будет тебе искупления, – сказала Женя. – Женщина, которой я стала, может простить тебя за то наказание, что ты назначил мне. Но ради той девочки, которой я была, я скажу, что не будет достаточного покаяния, не будет извинения, которое заставит меня открыть тебе сердце.

– Не припомню, чтоб я тебя об этом просил.

Глаза Зои полыхнули серебром, зрачки превратились в щелки.

– А можно я убью его до того, как мы пришпилим его к дереву?

Николай не сомневался, что Дарклинг заслужил и это, и кое-что похуже, но что-то его смущало.

– Что-то здесь не так. В чем подвох?

Дарклинг дернул плечом.

– Вечные страдания станут искуплением за мои преступления. Я прошу лишь об одном.

– Вот и оно.

– Постройте мне алтарь, чтобы обо мне помнили.

Зоя нахмурилась.

– Как о тиране? Убийце?

– Как о Беззвездном святом. Выделите мне главу в ваших книгах. И пусть с приходом ночи зажигают свечу для еще одного святого. Можешь ли ты согласиться на это, милостивая королева? – издевательски протянул он.

Внешне Дарклинг казался ничуть не заинтересованным, но демон внутри Николая чувствовал, что это только маска.

– Он серьезно, – неверяще выдохнул Николай. – Он готов умереть.

– Это не смерть, – уточнила монахиня. – Смерть по сравнению с этим покажется благословением.

Женя склонила голову набок. Она пристально смотрела на Дарклинга.

– Но ведь ты боишься не смерти, да? Он боится, что исчезнет.

Николай вспомнил слова, когда-то сказанные Женей: « Все, чего Дарклинг когда-либо хотел, – это чтобы его любили в его стране». Ему хорошо знакомо было это чувство. Он сам столкнулся с ним, когда смотрел в лицо своему демону. Немногих людей в Равке любили. А вот святые – другое дело.

– Зоя? – спросил Николай. Дарклинг хотел, чтобы ему поставили алтарь, чтобы его историю переписали заново, но Николай не мог принять такое решение. – Женя?

Зоя с Женей стояли рука об руку, и когда они взглянули друг на друга, он понял, что перед ними проносятся воспоминания обо всех потерях, которые им пришлось пережить по прихоти этого человека. Он помнил, как мучительно Зое было смотреть на службу Беззвездных, когда они стояли в Каньоне, убившем ее тетю, унесшем жизни сотен людей, и славили имя Дарклинга. Женщина, которой она была тогда, ни за что бы не согласилась на подобную просьбу.

– Неужели мы позволим ему изобразить из себя героя? – спросила Зоя.

Женя коротко кивнула.

– Позволим. Так наши страдания не будут бессмысленными.

Зоя стояла в окружении алых бутонов и шипов – королева, не нуждающаяся в короне.

– Да будет так.

Дарклинг повернулся к монахине.

– С чего начнем?

Монахиня изучающе посмотрела на них. Затем жестом указала на дерево, в то время как со стен спускались, окружая ствол волнами алого шелка, монахи – мужчины и женщины, старые и молодые, равкианцы, земенцы, сулийцы, шуханцы. Мелькнули даже несколько фьерданцев с льняными волосами.

Дарклинг поднял руки.

– Развяжите меня.

Николай с Зоей переглянулись. Если все это было очередной уловкой, он должен был сделать свой ход сейчас.

– Рассредоточиться, – велел Николай солнечным солдатам. – Приготовиться.

– Пока я жив, в тебе будет жить демон, – предупредил Дарклинг, пока Николай ножом разрезал веревки на его запястьях.

– Мы смогли договориться.

– Некоторые договоры существуют недолго.

– У тебя любовь к мрачным пророчествам, да?

– Зоя проживет очень долгую жизнь, – продолжил Дарклинг. – Несмотря на демона, тебе это вряд ли удастся.

– Тогда я буду любить ее и в могиле.

Улыбка тронула губы Дарклинга.

– Храбрые слова. Но время может все изменить.

Николай чуть не рассмеялся.

– Я точно не стану по тебе скучать.

Он спрятал нож и отступил в сторону.

Дарклинг не торопясь потер запястья, словно наслаждался страхом тех, кто вынужден был следить за ним и ждать, что он станет делать.

Он скинул рясу на заснеженную землю, затем отправил следом рубашку и шагнул к стволу дерева. И застыл перед ним, в брюках и сапогах, с белой как снег кожей и волосами темнее воронова крыла.

– Ступай, – напутствовала монахиня с тремя косами. – Если таково твое желание. Если ты осмелишься.

Дарклинг сделал глубокий вдох.

– Мое имя – Александр Морозов, – произнес он, и голос его эхом разлетелся над поляной. – Но я сменил сотню имен и совершил тысячу преступлений.

Монахи прижали ладони к корням дерева, к его стволу, к свисающим вниз ветвям.

Дарклинг широко развел руки, позволяя зимнему солнцу гладить лучами бледный торс.

– Я не сожалею.

Кора дерева-исполина начала двигаться и меняться. «Они – фабрикаторы, – понял Николай, глядя на сосредоточенных монахов. – Каждый из них».

– Я не раскаиваюсь! – сказал Дарклинг.

Одна из ветвей гигантского терна начала извиваться, как змея, и на конце ее появился единственный шип. Зоя взяла Николая за руку. Теперь они все держались друг за друга: Николай, Зоя и Женя.

Ветвь терна покачивалась взад-вперед, как змея гипнотизировала свою добычу.

– Все, что я делал, я делал ради Равки! – крикнул Дарклинг. – И это тоже. Ради Равки!

Ветвь сделала внезапный скользящий выпад.

Шип пронзил грудь Дарклинга, и тот, выгнувшись, закричал, и крик его – крик человека, страдающего от невыносимой муки, – был ужасен. Николай крепче сжал Зоину руку, когда демон внутри него тоже закричал от боли, что клеймом прижгла все внутри, опалив сердце.

Исполинский терн притянул Дарклинга ближе, обнимая ветвями, поднимая его обессиленное тело, словно мать, укачивающая сына, вернувшегося домой. Массивный ствол разделился, и ветви опустили страдальца во тьму.

Дерево сомкнулось вокруг него, заглушив крики. Его ветви замерли. Монахи стояли в молчании. Николай прижал руку к сердцу. Боль исчезла, демон успокоился.