Виктория Козлова - Последний костер [litres]

Мэрген хотел было спросить, почему богиня всегда уходит именно в этот день, однако его внимание привлекло большое скопление людей, которое оказалось площадью, до отказа забитой зрителями.

– Что там такое? – спросил лучник.

Поспрашивав прохожих, Янар узнал, что здесь скоро начнется выступление заезжего лекаря, которое и откроет празднества. Если в городе есть благословенный лекарь, то именно она должна исполнить песнь Ниневии. С глубокой тоской, отозвавшейся какой-то непонятной болью под сердцем, Янар вспомнил Ивон, которая обладала красивым голосом и частенько исполняла эту роль. Иногда она пела специально для него, когда они оставались наедине…

Воспользовавшись своим положением жреца Похищенного, Янар прошел к самому центру площади, где была сооружена большая сцена, проведя за собой степняков. На самом деле, он мог даже занять место в ложе для особых гостей, которая находилась неподалеку, но он не хотел оставлять своих спутников. Ему казалось, что они очень нервничают без своих лошадей, которых пришлось оставить на постоялом дворе, единственном, в котором нашлись места. Как уже успел узнать жрец, нервничающий воин становится очень опасным воином, даже без оружия. Как и во всех городах графства, никто, кроме стражи и благородных не имел право носить открыто оружие, так что его пришлось оставить вместе с лошадьми, хотя Янар не сомневался, что у каждого из степняков припасено что-нибудь не столь явное, но не менее смертоносное. Поэтому тем более не стоило оставлять Каару с отрядом одних.

Вдруг по толпе прокатился шум, который разом смолк, стоило на сцене появиться жрице, исполняющей роль Ниневии. В первый момент Янар не поверил своим глазам, решив, что ему, переполненному тоской, просто почудилось, однако когда девушка запела, сомневаться больше не приходилось – на сцене стояла Ивон собственной персоной.

Песня, отражаясь от многочисленных деревянных домов неслась над площадью, проникая в самые отдаленные уголки и закрадываясь в души даже самых черствых людей. Казалось, весь город замолк, вслушиваясь в переливы голоса молодой жрицы, повествующей о горе Ниневии, лишенной своего возлюбленного, света ее сердца, собирающейся отправиться в далекие странствия на поиски. И лишь Янар, тронутый не менее остальных, видел перед собой не печальную богиню, но живого человека, которого, как он не так давно понял, любил больше всего на свете.

Песнь Ниневии сопровождала тихая музыка, лишь чуть-чуть слышная на фоне голоса жрицы. Повеял холодный ветер, предупреждая о скором начале зимы, заставивший поежится не одного человека на площади. Даже Ивон, казалось, на мгновение застыла, замолчала, прежде чем продолжить. Некоторые говорят, что песня эта и не песня вовсе, а древняя молитва, призванная облегчить ношу Плодородия. Когда богиня услышит ее, то будет знать, что люди готовы встретить зиму, что пора оставить своих верных последователей и можно без оглядки пуститься на поиски похищенного огня.

С именем Первенца Воздуха на устах, жрица замерла, и над городом повисла тишина, чтобы в следующее мгновение взорваться криками. Раскрасневшаяся Ивон, счастливо улыбаясь, несколько раз поклонилась и покинула сцену, на которую тут же взобрался какой-то островитянин. Началось празднование.

Янар искал глазами жрицу, но Ивон нигде не было видно. Бард на сцене завел другую мелодию, и многие на площади пустились в пляс, усиливая суматоху. Даже если девушка была где-то здесь, то найти ее не представлялось возможным, лишь столкнуться случайно. Отовсюду неслись музыка и смех, люди танцевали и пили, и даже степняки, которые ни слова не понимали из речей окружающих, втянулись в общее веселье. Островитянина сменил другой бард, затем третий, потом он вернулся опять, исполнив еще несколько незнакомых, но красивых мелодий. К тому моменту, когда солнце скрылось за зданиями, Янар уже был навеселе, хоть и близко не так, как в те времена, когда путешествовал с «Сынами грозы». К тому же, ему не давали расслабиться степняки, за которыми нужен был глаз да глаз. Однажды он едва успел вмешаться – какой-то выпивший горожанин сграбастал Каару, желая потанцевать с красивой девушкой, и наверняка лишился бы рук, если бы не Янар. Жрец был не уверен, кто в этот момент был более опасен – опомнившаяся девушка или разъярившийся Мэрген.

Наконец они решили оставить площадь, и уже почти покинули празднества, но именно в этот момент течения толпы свели их отряд с певшей на сцене жрицей и скальдом. Их сопровождала вооруженная женщина, хоть меч ее и был перевязан особым образом, и несколько мужчин, очевидно напрягшихся при виде степняков. Знаки различия, сильно потрепанные после долго пути, мгновенно сказали степнякам, что перед ними воины графа Лешека, того самого, в чьи владения вторглась орда, покинув Великую степь. Неизвестно, чем бы закончилась эта встреча, если бы не шагнувший вперед Янар.

– Здравствуй, Ивон, – негромко сказал жрец.

– Здравствуй, – так же тихо ответила девушка.

Они уже почти покинули площадь, так что здесь, на окраине празднеств, было намного тише и спокойнее. Разговор двух жрецов был хорошо слышен всем вокруг, кто пожелал бы его услышать, хотя из желающих были только два островитянина, несколько воинов Лешека да степняки – все остальные почтительно держались от столь внушительной компании подальше.

– Я слышал, как ты пела. Очень красиво, как и всегда.

– Спасибо.

Спутники обоих жрецов переглянулись между собой. Было очевидно, что эти двое знают друг друга, однако беседа была настолько неловкой, что даже не понимающие ни слова степняки ощущали это. Напряжение между воинами несколько спало, однако между беседующими, казалось, только возросло.

– Как ты здесь оказалась, Ивон? Последний раз мы виделись, когда вы с Радогастом ехали в Лозницу.