Марик Лернер - Война за веру [litres]

Городские ополченцы, не связанные общим командованием и мало горящие совершать подвиги, побежали практически сразу, когда Синий привел сидевших в засаде туарегов, и они начали вечный волчий круг, заходя отрядами и обстреливая дождем стрел пытающихся дать отпор. Немногочисленные уцелевшие зената моментально ушли, обнаружив почти пять тысяч желающих крови имощагов и пару тысяч воинов из других племен. Их и так проредили всерьез, погибать остальным резко расхотелось.

Мой «радиокупец» сработал на совесть. Деваться ему было некуда и последние недели под полным контролем сообщал, насколько в Хетаре велик страх. Союзники разбегаются, узнав о совместном выступлении городов и высадке огромного количества полулюдей и наемников. Я непременно выступлю навстречу, иначе потеряю последних поддерживающих и предприятия, но с минимальным количеством воинов. Пять-шесть тысяч, не больше. Ну, еще чуток всевозможных кочевников, но они побегут при малейшем нажиме. Только нужно не сидеть, собирая всех в одно войско, а ударить быстро основным кулаком, иначе Пророчица многих уговорит вернуться. И враг поверил. Пришел. Для того и не трогал шпиона все это время, позволяя передавать правду и только правду о происходящем.

Драп – это было самое худшее, что пехотинцы могли сделать. Одиночка-беглец прекрасная добыча для легкой конницы. Лучше уж стоять, закрывшись щитами. Хоть какой-то шанс уцелеть. Слишком долго здесь не было настоящей войны. Даже наемники не отличались высокой стойкостью, а уж ополченцы и вовсе привыкли бить беззащитных крестьян. Редкие набеги за них отбивали другие. Теперь зената не стали прикрывать, и они попали меж жерновов. Сверху мавретанцы, снизу кочевники. Вместо обещанной немалой добычи кругом гибель.

Иметь среди помощников почтарей с птицами крайне удобно. Никакого радио не требуется довести приказ до исполнителей в кратчайшие сроки. Карк не один умел разговаривать и находить нужного человека в толпе. А уж корректировать огонь мортир из-за холмов и вовсе замечательно. У орла зрение получше подзорной трубы, и своему другу он вовремя подскажет, куда перенести выстрел. За вражескими орудиями, зверолюдьми и симиа целенаправленно шла охота. И судя по итогам, очень результативная.

– Коня! – приказываю.

Больше в указаниях никто не нуждается. Внизу заканчивается бойня. Полулюдей добивают. Вторая резня идет на пару миль во все стороны, где туареги гоняются за остатками беглецов, режа, как скотину. Пора проводить инспекцию и брать самое вкусное – обоз. Три сотни моих личных парней так и простояли, не сделав ни одного выстрела и не вступив в схватку. Я держал их в качестве резерва на случай так и не случившегося прорыва.

Теперь Петух, с недавних пор Феликс, собрат по общине, с недовольной харей, ему не дали помахать клинком, пристраивается сзади, и мы идем по касательной к основному месту боя, стараясь не слишком приближаться. Там такие кучи трупов, что коням ступить некуда. А встречные, поняв, кто мимо следует, радостно орут, приветствуя.

– Раненых к лагерю, – говорю на ходу. – Там жрицы и травницы вам помогут.

Собственно, процедура отработанная. Все и так давно в курсе. Правильно было б загнать лекарей прямо на поле. Быстрее появятся, больше жизней спасут, но их силы не беспредельны. Легкими повреждениями в походе вовсе не занимаются. Зашить разрез или вправить вывих способен практически любой. А вот если тебе вспороли брюхо, раздробили молодецким ударом дубины кость и ты непонятным образом дожил до их появления – будь счастлив. Ты спасен. Кто истек кровью прежде, тот пошел на Высший суд. Значит, так тому и быть.

Николай, эллин по происхождению, собрат по вере, состоящий сотником у рабов, продемонстрировал отрубленную голову урса.

– Сам убил?

– Ха! – скалится во всю пасть, демонстрируя дырки на месте выбитых зубов.

Надсмотрщика, проделавшего это, он с огромным удовольствием с моего разрешения распял на кресте. Рабом он стал после очередного сражения между местными где-то на Сицилии еще мальчишкой, но нрав имел непокорный, за что частенько бывал бит. Наверное, плохо бы кончил, поскольку перепродавали не то трижды, не то четырежды, все в более неприятное место, если б не пришли мы пограбить очередное поместье. Этому земля была не нужна. Ему кровь подавай. И если вера позволяет такое, он готов идти за мной или Пророчицей хоть в царство Аида. Наверняка ведь и там есть кого прикончить.

– Вот этой рукой, – показывает лапу величиной с тарелку, в которой зажат боевой молот с жутким острием, покрытым волосами и мозгами.

– Ты сделал хорошее дело, но займись прямыми обязанностями. К вечеру доложишь о потерях. И людей накорми!

– Да, мой император, – говорит послушно, и я знаю – сделает. Из него выйдет хороший командир, если перестанет лично лезть в драку.

– Пленные есть?

– Наемники. А полулюдей очень мало, – пожимает плечами Николай. – Они не сдавались. Разве раненые.

– Тяжелых – добить. Если кто может выжить, не трогать. Передай всем. Может, пригодятся на обмен или еще для чего.

– Будет исполнено!

Если кто-то думает, что победа дает много радости при поездке по усыпанному телами полю, он давно не нюхал этих замечательных запахов. Кровь, пот, сгоревший порох и дерьмо. Когда человека убивают, он очень часто непроизвольно гадит. Гораздо приятнее не любоваться, а бодро скакать мимо очередного трупа, у которого отсутствует половина верхней части черепа. Война совсем некрасива, и в ней отсутствует романтика. Только грязь.

Уже на виду вставшего квадратом вражеского обоза с десяток кочевников развлекаются, отпуская очередного пленного. Позволяют отбежать на приличное расстояние, и один из группы скачет, догоняя. Беглец в ужасе поднимает руки и валится, когда сабля опускается ему на голову.

– Беги, – говорят очередному.

– Я не наемник, – кричит тот, поднимая вверх нечто вроде мандолины. – Менестрель! Песни пою, не сражаюсь.

– Беги, – произносит всадник, направляя на него угрожающе лук с наложенной стрелой.

– Стоять! – кричу.

Они дружно обернулись, и стрела отправилась в колчан, а на лицах глубокое радушие. Не обязательно знать меня лично, достаточно увидеть три сотни человек за моей спиной, чтоб почувствовать глубокое почтение. И все ж знамя это нынче знакомо всем. И врагам, и друзьям. Оно такое единственное и неповторимое. Синий и Малха тоже обзавелись личными стягами, но обычно вручаю с большой помпой отрядам свыше пятисот. И хотя лозунг «За Пророчицу и веру» неизменен, изображения могут быть самыми разными. У легиона рабов руки, разрывающие цепи, например. А застрельщики осу имеют. Кусачие, подразумевается. Я им в качестве награды за сегодняшнее на флаг еще и девиз «Мы делаем невозможное» подарю. Люди должны гордиться достижениями своих соратников и стремиться прославиться.