Джун Ч. Л Тан - Нефрит. Огонь. Золото [litres]

Взгляд цвета воронова крыла смягчается. Он хочет мне верить. Ни капли не сомневаюсь, что это так. Возможно, где-то в его холодном сердце найдется местечко и для его собственной плоти и крови.

– Я не знаю, что делать, отец, – признаюсь я, продолжая игру. – Меч зовет меня… он шепчет мне… разное.

– Что именно?

– Он… – я сглатываю и делаю резкий вдох, прежде чем с трудом выговариваю: – он рассказывает об армии. Армии нежити. Когда я впервые взяла его в руку, то на дне моря увидела сущности, людей, души. Думаю, это были духи. – Слегка колеблюсь, но все же осмеливаюсь украдкой покоситься на родителя. Он увлечен, явно желает узнать больше, поэтому я говорю ему именно то, что отец жаждет услышать. – Я думаю, этот меч способен на нечто подобное. Он может создать армию духов.

Я бросаю оружие. С глухим звоном меч лязгает по мраморному полу. Я отползаю от него, изо всех сил стараясь придать себе крайне испуганный вид.

– При всем уважении, ваше превосходительство, я считаю, что Ан нужно отдохнуть, – замечает Лейе. – Это было утомительное путешествие.

– Да-да, конечно, – отец пытается сдержать волнение и вести себя как нормальный заботливый родитель, – пойдем, дорогая. – Он помогает мне подняться. – Лейе прав, тебе нужно отдохнуть. Я распоряжусь, чтобы подготовили твои прежние покои. – И, будучи не в силах совладать с собой, добавляет: – Рассказ о мече ты сможешь продолжить позднее.

Я шмыгаю носом и опускаю голову.

– Да, отец.

Хочется спросить об аме, но я понимаю, что нужно немного выждать, развеять возможные подозрения. Шагая прочь из зала вслед за слугой, я слышу, как отец распоряжается:

– Пусть кто-нибудь все время за ней присматривает.

– Не беспокойтесь, ваше превосходительство. Я сам буду ее охранять, – отвечает Лейе.

Я прячу улыбку.

Странно снова оказаться во дворце. С тех пор, как я сбежала, прошло всего три месяца, но здесь многое изменилось. С огромным облегчением обнаруживаю, что в качестве фрейлины ко мне снова приставили Линьси. По ночам мы, ни слова не говоря, передаем друг другу кусок пергамента, на котором записываем новости, а потом сжигаем улику.

Темный меч я оставила отцу. Понимаю, такое решение выглядит неразумным, зато оно заставит отца думать, что я ему доверяю. Ночь от ночи тяжесть в груди лишь усиливается, мой сон остается прерывистым, полным теней и коварного шепота. Однако это небольшая цена, чтобы усыпить отцовскую бдительность.

Каждый вечер Лейе провожает меня на ужин к отцу, а тот, оставаясь со мной наедине, расспрашивает о темном мече, духах и обитающем в Изумрудном море Духовном Звере. Я стараюсь отвечать как можно подробнее, временами притворяясь расстроенной и эмоциональной, чтобы у него и мысли не возникло, будто я что-то задумала.

Это игра. Спектакль. Каждый из нас пытается взять на себя роль кукловода.

Проходит почти неделя, прежде чем я решаюсь упомянуть об аме. Отец держит ее местонахождение в секрете, и даже Лейе об этом ничего не известно.

Когда я заговариваю о бабушке, у отца немного меняется выражение лица.

– Я не имел в виду ничего плохого, когда говорил, что пошлю своих людей в ее деревню, – произносит он, потягивая чай. – Возможно, ты сочла, что это угроза, и встревожилась. На самом деле я всего лишь выполнял данное тебе обещание.

Он так убедителен, что я почти верю.

– Когда я смогу ее увидеть? – кротко интересуюсь я.

– Со временем, – отвечает он. – Ты же понимаешь, есть люди, которые хотят причинить тебе боль, а это значит, что они могут навредить и ей. Я в состоянии обеспечить ее безопасность и делаю это.

– Спасибо, отец, – стараюсь звучать так искренне, как только могу, хотя на самом деле хочется накричать на родителя. Однако я обязана продолжать свое представление, точно так же, как он продолжает свое. – Ты всегда знаешь, как лучше.

Я почтительно опускаю голову, решая во что бы то ни стало переиграть его.

Несколько дней спустя я сижу под цветущей сливой в восточном саду дворца и жду Тай Шуня. Он уехал по государственным делам и вернулся только вчера.

На дворе поздняя осень, и мое дыхание вырывается облачками пара.

– Как ты думаешь, сегодня пойдет снег? – спрашиваю я Лейе. Тот повсюду ходит за мной по пятам, что в равной степени успокаивает и раздражает.

– Еще слишком рано.

– Я никогда прежде не видела снега или, по крайней мере, не помню его. Моя бабушка говорит, что это волшебное зрелище.

– Сначала он белый, а потом сереет и превращается в слякоть.

– Почему в твоих устах снег звучит так обыденно? – ворчу я.

– Потому что так и есть, – пожимает он плечами.

– Только не для того, кто родом из пустыни. – Я прикусываю губу, вспоминая снежинку, которую держала в руке, когда ама нашла меня в Шамо. Судя по всему, в какой-то момент своей жизни я все же видела снег. Однако те дни давно миновали, а утраченные воспоминания превратились в груду пепла.

Лейе искоса поглядывает на вход в сад и слегка мрачнеет.

– Он ничего не знает и не должен знать.

– Тай Шунь? – уточняю я. – Ты ему не доверяешь?

– Дело не в доверии, – поджимает губы Лейе.

– А в чем же тогда?

Он молча принимается поправлять воротник, очевидно, не собираясь отвечать на мой вопрос. Я знаю, что он не посланник тяньсай или Дийе. Все это время он действовал по собственной воле. Однако никак не могу понять, зачем он подвергает свою жизнь такой серьезной опасности. Или почему замыкается в себе, когда речь заходит о Тай Шуне.

– Алтан упоминал, что вы втроем выросли во дворце. Вы были близки, не так ли?

Лейе медленно кивает.

– Цзынь и Тай Шунь стали мне лучшими братьями, чем кровные. Они были добры ко мне, как и мать Цзиня. Узнав о неприятностях у меня дома, она послала за мной и разрешила жить во дворце. И пусть мой отец был не в восторге от этого, но это оказался самый добрый поступок, который кто-то когда-то совершал для меня.

– Поэтому ты теперь помогаешь Алтану?

– Я всем обязан его матери.

– А как… – я запинаюсь, – как тебе удалось сблизиться с моим отцом? Через священство?

– В некотором смысле.

– Что он заставил тебя сделать? – шепчу я, ненавидя себя за этот вопрос.

Выражение его лица становится пустым. Лейе отходит от меня и встает в углу, где оранжевые одежды священника ярко выделяются на фоне каменной стены. Сегодня на нем нет ни намека на отцовские цвета Цинь.

Я вздыхаю, перекатывая камешки мыском туфельки и размышляя о том, что, по всей видимости, детство у Лейе выдалось непростым. Незаконнорожденный и нежеланный, он вопреки всему завел друзей среди членов императорской семьи – семьи, которой он сам был лишен. Как долго он прятался в тени, планируя и в одиночестве ожидая, когда эта семья развалится? Чем он пожертвовал, чтобы сблизиться с моим отцом? Что ему пришлось совершить, чтобы защитить своих друзей?