Менна Ван Прааг - Сестры Гримм [litres]

Миссис Чадха наклонилась, и ее большие груди прижались к прилавку.

– Что ты видела? Скажи мне.

Снова открываю рот, пытаясь облечь неясный образ в слова.

– Я… я…

– Голди!

Я оглянулась и увидела ма, которая проталкивалась сквозь очередь, вызывая у покупателей новые раздраженные вздохи. Когда она добралась до прилавка, ее глаза скользнули по пинте молока и монете в один фунт, после чего остановились на миссис Чадха.

– Простите. – Мама взяла меня за руку. – Голди вам докучала?

– О, нет, – ответила женщина, покачав головой. – Нет. Я просто спросила…

Я кашлянула, и миссис Чадха, увидев мольбу в моих глазах, осеклась.

– Хорошо. – Мать повернулась ко мне: – Тебя не было добрых полчаса. Я думала, что тебя сбила машина, или похитили, или…

Она взяла молоко, забыла свою сдачу и потащила меня за собой из магазина.

Мы вместе шли по тротуару. Обычно ее было нетрудно перепутать со мной, потому что она была такой же маленькой и худенькой, но сейчас это было бы невозможно, поскольку мама была на сносях.

– П-прости, ма. – Я сощурилась от солнца. – Я… я не сразу поняла, что я…

– Тогда тебе нужно думать вместо того, чтобы… – Она остановилась, вздохнула и наклонилась ко мне, так что ее глаза оказались на одном уровне с моими. – Я беспокоюсь о тебе. Ты не такая, как все, тебе надо остерегаться, когда ты…

Я ждала, чтобы она договорила, сказала мне, в каком смысле я не такая, как все, чего мне надо остерегаться и почему мама так беспокоится обо мне. Вместо этого она, так и не закончив предложения, распрямилась, снова взяла меня за руку и отвела домой.

Что-то беспокоило Скарлет, что-то вроде камешка в туфле, который ей никак не удавалось вытряхнуть. На краю ее поля зрения мелькали образы, она слышала какие-то звуки, чуяла запахи, но все это были только намеки, ничего определенного. Иногда ей казалось, что она видит девочек, которых знает, у каждой из которых вьющиеся волосы: у одной светлые, у другой темно-русые, у третьей черные. Потом она поняла, что эти девочки все же ей незнакомы.

– Момент настал! – крикнула из кухни Эсме, как только Скарлет вошла в кафе и колокольчик над дверью звякнул. – Ты опоздала.

Девочка посмотрела на свои часы, торопливо шагая по скрипучему деревянному полу в сторону кухни. Она пришла вовремя.

– И вовсе я не опоздала, – сказала Скарлет, войдя в кухню. Вместе с ароматом корицы в воздухе витали звуки песни My Baby Just Cares For Me, которую пела Элла Фицджеральд. – Ты сказала мне прийти в шесть часов.

– Ну, всегда хорошо приходить на пять-десять минут раньше, – ответила Эсме. – Так ты демонстрируешь похвальное усердие.

Скарлет картинно закатила глаза.

– Бабушка, я же не твоя официантка, поэтому и пришла в шесть утра. Эти твои лентяйки не пришли бы в сюда в такую рань, даже если бы ты заплатила им вдвое больше. А я буду работать бесплатно.

– Верно. – Бабуля рассмеялась. – А где твоя мать?

Скарлет сглотнула.

– Она попросила меня сказать тебе, что устала и придет позже.

Женщина тут же нахмурилась.

– Она отпустила тебя одну?

Скарлет пожала плечами, и Эсме что-то пробормотала.

– Ты уже начала? – Внучка недовольно посмотрела на миску для замешивания теста. – Сколько профитролей ты уже испекла?

Бабушка опустила голову.

– Пять противней.

– Пять? Но это же…

– Шестьдесят штук, – закончила Эсме. – Я знаю. Я…

Скарлет вскрикнула.

– Но ты же обещала подождать меня, ты…

– Знаю, дорогая, прости. – У женщины был пристыженный вид. – Просто я была сама не своя от нетерпения и не могла ждать.

Скарлет сощурила глаза.

– Это ведь не ты, а я ребенок, который ждет не дождется Рождества.

Эсме засмеялась.

– Да, ты совершенно права. Тогда давай работать, нельзя терять ни минуты.

Три часа спустя они складывали сто шестьдесят восемь профитролей (во время выпекания Скарлет успела съесть несколько из них, сославшись на необходимость проверки их качества) с начинкой из заварного крема «Патисьер», корицей и мускатным орехом в башню, склеенную нитями карамели. Каждый профитроль был покрыт сахарной глазурью и обсыпан золотыми или серебряными блестками.

Эсме опустила каждый в горячую карамель, прежде чем положить его на определенное место в выстраиваемой башне. Положив последний профитроль, Скарлет поместила на вершину башни пряничные звезды, сахарные подснежники и крошечных шоколадных сов. В конце бабушка водрузила на самый ее верх шесть длинных бенгальских огней, чтобы зажечь их в сочельник.

Они обе отошли назад, чтобы оценить творение своих рук.

– Она определенно выше, чем в прошлом году. – Девчушка сложила руки на груди. – И сейчас на ней больше звезд. Думаю, она… – Скарлет поискала в своем лексиконе подходящее слово, но, не найдя, использовала слово из лексикона своей бабушки: —…просто великолепна.

– Согласна. – Эсме улыбнулась. – Думаю, в этом году мы превзошли сами себя.

Рядом с большим эркерным окном кафе уже собралась толпа, любующаяся на башню из покрытых карамелью профитролей, раскрыв глаза и пуская слюнки. Несколько человек подергало дверь, надеясь погреть руки о чашки горячего чая и набить животы кусками торта, но, увидев табличку «Закрыто по понедельникам», они повернулись и ушли.

– Жалко, что здесь нет мамы, – сказала Скарлет.

Эсме крепко обняла внучку.

– Я уверена, что скоро она придет. Этого она не пропустит.

Девочка кивнула, решив не опровергать эту ложь, которая поднялась в воздух и устроилась среди пряничных звезд.

Все на игровой площадке смеялись и показывали на нее пальцами. Во всяком случае, так казалось Лиане. Это делали даже ее так называемые подруги. Зачем она это сказала? О чем думала? Кристин Брэдли никогда не умела хранить тайн, хотя она и была ее подругой. Она рассказала Оливии Грин, та – Роузи Бейли, а Роузи – всем остальным. Так что теперь все считали, что у Лианы глюки, потому что она утверждает, будто умеет летать. Девочка хотела исчезнуть, хотела умереть. Вот бы вернуться назад во времени, тогда она не распустила бы язык. Это была такая грандиозная глупость, ведь здесь никак нельзя летать. Здесь она не может сделать ничего, совсем ничего.

Если бы только она могла отвести их в Навечье, то показала бы им, что умеет летать, хоть и сама не знала, как попадает туда. Если верить Беа, большинству людей путь туда закрыт. Лиана не знала, почему это может быть так, но раз Беа, похоже, знала о Навечье все, значит, наверняка она не ошибается и насчет этого.

Как бы то ни было, теперь Лиане грозили крупные неприятности. Рассказ о ее унижении войдет в школьные предания, а у школы долгая память. Она станет Девочкой, Которая Думала, Что Умеет Летать. Ей никогда не позволят это забыть, эту историю будут передавать из уст в уста, как легендарную историю Мальчика, Который Утонул В Школьном Бассейне, родившуюся двадцать лет назад.