Менна Ван Прааг - Сестры Гримм [litres]

Лео разглядывал эти ворота часами, всматриваясь в каждый лист, водя пальцами по каждому завитку с таким вниманием, что со стороны могло показаться, что он ковал затейливые чугунные створки сам.

А когда луна выходила из-за облаков и серебрила ворота, Лео всякий раз охватывало желание толкнуть ворота и пройти через них, как будто они были не заперты и путь был открыт. Каким бы странным ни было это желание, его сопровождало нечто еще более странное – твердая уверенность в том, что если он это сделает, то ступит не на гравий и бетон, а в совершенно иной мир.

Он знает, где ее можно найти. Теперь она как радиомаяк, ему даже не надо думать, ведь стоит только закрыть глаза, как он ясно видит ее. Горящий в нем тускнеющий свет вспыхивает, крепнет и спешит к свету, горящему в ней, разгорающемуся все ярче.

Подойдя к номеру 13, Лео останавливается, колеблясь. Если он сейчас войдет, то скажет и сделает то, чего нельзя говорить и делать. То, что принесет еще худшую муку, еще большую боль. Он сжимает руки в кулаки и говорит себе повернуть назад. Это слишком рискованно, слишком опасно плыть в этих водах, слишком трудно балансировать на грани, которая разделяет похоть и любовь.

Когда Лео наконец заходит в дверь, Голди поднимает глаза. Похоже, она не удивлена, словно ей было заранее известно, что он придет, будто она ждала его. Когда он подходит к ней и берет ее лицо в ладони, она поднимает голову, открывает рот и впускает его.

Я краду две пары шелковых носков у семьи, остановившейся в номере 13, когда, подняв взгляд, вижу, что в дверях стоит он, улыбаясь так, как будто то, что я сейчас делаю, не безнравственно, а невероятно прекрасно. Он подходит ко мне, я останавливаюсь, все еще держа носки.

И улыбаюсь.

Даже сейчас мне не до конца верится, что у меня получилось. Я призвала его, повелела ему прийти. Точно так же, как и в первый раз. Я действовала силой мысли. Поднимись по лестнице. Поверни налево. Открой дверь номера 13. Войди и поцелуй меня.

Я так долго представляла себе этот момент, что происходящее кажется мне совершенно естественным, нормальным и вовсе не новым. Мне знаком каждый дюйм его тела, когда он обнимает меня, известно все, что он скажет сейчас. И все же близость с Лео вызывает во мне чувство, которого я еще не испытывала никогда. Только через несколько часов я поняла, что это такое. Чувство, что это правильно. В моей жизни еще ничего не казалось мне таким правильным, никогда и ни с кем. Мне всегда приходилось прилагать немалые усилия, что-то состыковывая, что-то подгоняя, латая дыры, игнорируя трещины и щели, втискивая фрагменты головоломки, не подходящие друг к другу. С Лео же мне не надо быть тем, кем я не хочу, делать то, чего я не хочу. Не надо делать что-то особенное, что-то необычное, не надо делать вообще ничего. Просто дышать. Просто жить. И этого довольно.

Скарлет встречается с Изикиелом Вульфом в «Фицбиллиз», одном из тех немногих несетевых кафе, которые еще остались в Кембридже. Когда она входит, Илай уже сидит за столиком, хоть она и является на десять минут раньше оговоренного часа. Ей хочется заказать кусок песочного торта «Бейкуэлл» с вареньем и миндалем, но она решает, что это может подорвать ее профессионализм, и заказывает черный кофе.

Когда Скарлет подходит к его столику, он поднимает глаза.

– Вы пришли.

Она смотрит на него.

– Присаживайтесь, – говорит он.

Скарлет садится, чувствуя досаду оттого, что сесть ее пригласил он. Она ставит свой кофе на стол и глядит на его недоеденные пышки с вареньем.

Изикиел подается вперед.

– Я хотел извиниться за…

– За то, что вы разрушаете мою жизнь? – Девушка хватает сахарницу и высыпает немало сахара в свой кофе. – За то, что лишаете меня средств к существованию?

– Это несколько резковато, вы не находите?

– Нет, не нахожу. Если бы ваши чертовы «Старбаксы» не росли, как грибы, на каждом углу, если бы они не душили независимые кафе… – Скарлет размешивает сахар в чашке, пытаясь успокоиться. – Вы ходите из кафе в кафе, закрывая их, плюя на их владельцев, которые вложили в них всю свою жизнь – все, что у них есть, все свое время, все свои надежды, в…

Изикиел ждет, чтобы она закончила свое предложение, затем отодвигает свои пышки в сторону.

– Вы не обязаны продавать свое кафе, ведь никто вас не заставляет. – Он смотрит ей в глаза. – Но если вы подумываете о продаже кафе, то я рекомендую вам сделать это раньше, а не позже. Я видел ваши счета, и моя компания предлагает вам больше, чем рыночная стоимость вашего заведения. Чем дольше вы будете тянуть с решением этого вопроса, тем больше эта цифра изменится в меньшую сторону.

Он откидывается на спинку стула, Скарлет делает глубокий вздох, затем выдает:

– У вас когда-нибудь было что-то такое, что было бы вам настолько дорого, что без этого вы… чувствовали бы себя неполным, как будто от вас отхватили некий важный кусок?

– Нет, – отвечает Изикиел. – У меня никогда не было ничего такого. Должно быть, это что-то особенное.

– Да, если у вас это есть и вы это не потеряли.

Он мнется, словно сомневаясь, стоит ли ему говорить ей то, что он хочет сказать.

– Но кафе – это детище вашей бабушки, а не ваше.

Скарлет молчит. Под столом ее левое колено начинает трястись, пальцы дергаются. Она со злостью смотрит на сахарницу, затем на нетронутый кофе Изикиела.

– Вы не пьете свой кофе, – говорит девушка, не глядя ему в глаза.

– Он слишком горяч. Думаю, бариста хотела, чтобы я обжег язык.

– Возможно, у нее были на это причины.

Парень усмехается, облизывая свою ложку.

– Вы что, судачили обо мне?

– Город у нас небольшой. – Скарлет пожимает плечами. – Что я могу сделать с молвой?

Ее пальцы дергаются опять, и внезапно у нее возникает такое чувство, словно она хранит секрет, что-то наподобие шоколадной конфеты, спрятанной в кармане. Скарлет смотрит на его чашку, когда та вдруг опрокидывается, и сладкий, обжигающий кофе выливается на руку Изикиела.

Он отдергивает руку.

– Черт!

Она быстро приводит чашку в вертикальное положение и салфетками вытирает растекающийся кофе.

– Простите, я не знаю, как это… Я не хотела…

Илай уже встал.

– Вы – ходячая проблема, – говорит он, чуть заметно улыбаясь сквозь боль. – Если все так пойдет и дальше, я буду госпитализирован еще до заката.

– Скорее подставьте ее под холодную воду.

Изикиел исчезает, и Скарлет кладет салфетки, пропитанные кофе, в пустую чашку. Не могла же она опрокинуться сама, верно? Должно быть, я задела ее и опрокинула, думает девушка. Это единственное здравое объяснение, а Скарлет большая поклонница здравого смысла. Тесто не поднимается без дрожжей, а если падают чашки, значит, их кто-то толкнул. Точно так же она объяснила и испепеленного мотылька, и искры на своих пальцах (статическое электричество), и люстру, упавшую на голову Вульфа (неисправная электропроводка). Чего Скарлет не может отрицать, так это того, что перед тем, как чашка опрокинулась, сама она почувствовала прилив энергии. Как будто ее жилы превратились в медные провода, по которым, гудя, пошел электрический ток.