Джезебел Морган - Вслед за змеями [litres]

Юноша застыл в стороне, переминаясь с ноги на ногу, не осмеливаясь нарушить ее приказ и приблизиться.

– Только не говори, что не устал, – фыркнула Марья, борясь с желанием улечься на землю. Ноющая пустота в груди холодила кожу изнутри, и хотелось прижаться к теплым камням, чтобы изгнать ее – хоть чем-то.

Он отрицательно покачал головой и, после недолгих колебаний, сел чуть в стороне от Марьи. Несколькими четкими движениями переплел растрепавшуюся косу. Марья, уже не стесняясь, принялась пристально его разглядывать. Даже сидя, он был выше ее и определенно сильнее. Вытянутое лицо, узкие раскосые глаза, широкие скулы и при этом – прямой правильный нос, почти римский, и острый подбородок. Марья могла бы поклясться жизнью сестры, что не видела его раньше – до города на изнанке, и потому гадала, чем же так ему насолила.

Она припомнила догадку, что старик под личиной торговца охотился на Финиста, и как бы между прочим обронила:

– Если ты снова надеялся вместе со мной выманить моего братца, то я тебя расстрою: он рассердил Змею, и она его… хм. Думаю, утопила.

Губы на мгновение онемели, а горло сжал спазм, и последнее слово Марья выдавила через силу. Она не знала, что думать. Финист исчез на ее глазах, словно темные воды растворили его, и с тех пор тоска змеей свернулась в груди, покусывая и напоминая, что теперь Марье не хватает очень важной части себя – пусть она ее и не любила. С другой стороны, она до сих пор жива, не исчезла и не растворилась вместе с побратимом вопреки всем законам. Неужели Змея смогла разъединить их?

Пока она говорила, юноша не спускал с нее внимательного взгляда, и Марья с удивлением отметила, что глаза у него светлые, серо-голубые, очень чистые. Он серьезно кивнул и отвернулся к горе. Она не отбрасывала тени – здесь вообще не было теней, – но ее близость ощущалась тяжестью на плечах.

Зачем я вообще сбежала, мелькнула предательская мысль, когда желудок заурчал от голода. Хватит. Надо идти дальше.

Марья попыталась встать, но ватные ноги плохо слушались. Она не удивилась, увидев перед собой протянутую ладонь юноши. Приняла ее, позволив себя поднять. И больше не гнала его.

Когда они добрались до медного склона, уже опустилась ночь, густая и вязкая. Свет погас, и только редкие светлячки плясали в воздухе – единственные насекомые, которых Марья заметила. Один из них сел на ее ладонь, оцарапав острыми металлическими лапками, сложил слюдяные крылья. Камень-брюшко светился мягким белым светом и холодил кожу. Марья подняла светлячка повыше, чтоб хоть немного видеть дорогу впереди, и все равно шарахнулась от темного силуэта в расщелине.

Старик вышел вперед, и слабые отблески света легли на его лицо, превратив в изрезанную временем маску.

– Здравствуй, Марья.

– О, вы даже знаете, как меня зовут? – Марья выпрямилась и вскинула подбородок, за вежливостью пряча страх. – Это так мило!

– Разве ты не помнишь меня?

– Ну что вы! – Она даже не пыталась скрыть сарказм, бурлящий в голосе. – Разве я могу забыть, как попалась в вашу ловушку и меня едва не растерзали?

Старик кротко вздохнул – совсем как юноша до этого. Уж не родичи ли они?

– И все-таки ты меня не помнишь. И ловушка была не на тебя. Но не стоит здесь говорить об этом. – Он посторонился, освобождая дорогу. – Идем, нас ждут.

– Дайте угадаю, очередная нежить, которой вы хотите меня скормить?

Марья уже и не пыталась быть вежливой, но все же шагнула вперед, и мягкое сияние светлячка коснулось неровных выступов скалы. Расщелина глубоко вгрызалась в тело горы и заканчивалась черным зевом пещеры. Из нее слегка веяло воздухом – теплым, пахнущим легко и приятно. Марья потянула носом и поморщилась – слишком все было подозрительно.

«Со мной ничего не случится, – напомнила она себе. – Я все еще в безопасности. Я всегда в безопасности».

Стоило ей зайти в пещеру поглубже, как светлячок сорвался с ее ладони и, стрекоча слюдяными крыльями, взлетел вверх, звездочкой потерявшись среди каменных выступов. Марья застыла, ослепленная нахлынувшей тьмой, и не сразу заметила слабое мерцание впереди.

– Иди и ничего не бойся, – тихо сказал старик за ее спиной. – Хозяйка ждет нас.

Марья не стала уточнять, не та ли самая. Она и так видела – та.

Пещера оказалась штольней: под сводом еще виднелись окаменелые балки – остатки крепи, и сглаженные стены еще хранили следы от ударов молота и зубила. Среди тусклой пустой породы тревожно мерцала руда, мягко светились мелкие щетки кристаллов. Марья замерла у одной крупной друзы, и та зашевелилась под ее взглядом: с тихим скрежетом откалывались кристаллы, скруглялись, становились прозрачнее и глаже, темной оправой вокруг них вырастали тонкие ножки и полупрозрачные крылья. Меньше минуты прошло – и новые светлячки взмыли к своду, застыли на нем звездами-точками.

Штольня открылась в огромные подгорные чертоги, с полукруглыми сводами, изукрашенными то ли красками, то ли самоцветами, и мягкий свет заливал их, словно тысячи свечей горели ровным белым пламенем. Столы уже были накрыты.

Она ждала их, сидя на скамье, черной, в агатовых разводах. Сначала Марья обрадовалась, узнав зеленоглазую из зеркала, но стоило шагнуть ближе, и словно пелена спала, обнажая истинное лицо хозяйки.

Лицо иссохшей мумии.

Глаза у нее действительно были яркие, темной и влажной зелени – малахитовые. Малахитовые шарики в провалившихся глазницах. Потемневшая кожа туго обтянула череп, резко очертив скулы и челюсть, тонкие, костлявые руки покоились на коленях. Жесткие складки платья узорами и спиралями покрывала позеленевшая медь. Самым удивительным были ее волосы – густые, черные, блестящие, заплетенные в тугую толстую косу. И венцом над ними поднимались тонкие кристаллы кварца.

У ног ее вертелись кошки – черные и лоснящиеся. Безглазые.

– А в зеркале ты выглядела лучше. Ой. – Марья прикусила язык, но удивленный возглас уже сорвался с губ.

Хозяйка только улыбнулась, блеснув каменными глазами.

– Здравствуй, юная гостья Полоза. В зеркале и ты выглядела лучше.

Марья развела руки и оглядела себя, только сейчас вспомнив, в каком она виде. Светлое платье пропиталось кровью там, где к ней прижималась голодная тварь, пыльные разводы пятнали подол, а рваных прорех было не меньше, чем в кружеве.

– Да, мне не помешало бы помыться, – миролюбиво согласилась Марья, радуясь, что не видит, в каком состоянии волосы. Воронье гнездо, не иначе! – Что поделать, выбраться из логова Полоза оказалось не так уж и просто. Даже с непрошеной помощью.

Последние слова она произнесла с нажимом, оглянувшись на старика и юношу.

Дождавшись снисходительного жеста от хозяйки, они втроем расселись на скамьях вокруг нее – Марья рядом, мужчины напротив. Одна из кошек вспрыгнула на колени Марье, и она охнула от ее тяжести: ей показалось, что ей на ноги крупный булыжник положили. Марья почесала кошку за ухом, стараясь не присматриваться к острой мордочке с пустыми глазницами.